- Ничего
вы
мне
не
сделаете!
–
я
юлой
выкручиваюсь.
–
Мы
все
равно
свалим
отсюда!
–
проскальзываю
у
старшего
между
ног
и
выбегаю
через
кабинет,
через
затрепыхавшихся
пациентов,
в
коридор.
Мчусь
к
лифту,
влетаю
в
него,
жму
все
кнопки
сразу
–
вдруг
вспоминаю
сто
лет
назад,
в
детстве,
слышанную
байку,
что
в
интернате
есть
еще
и
нулевой
этаж,
через
который
сюда
и
попадают
новички.
Мол,
если
нажать
все
кнопки
одновременно
и
подержать
определенное
время,
тебя
доставят
то
ли
вверх,
то
ли
вниз
–
на
этот
тайный
уровень…
Дверь
закрывается,
лифт
ползет
куда-‐то.
Если
нулевого
этажа
не
существует,
мне
хана.
Когда
створки
разъезжаются,
я
не
могу
определить,
на
каком
этаже
очутился.
Белые
стены,
белый
потолок…
В
коридоре
никого.
Я,
оскальзываясь,
бегу
вперед
мимо
запертых
дверей,
ища
хотя
бы
одну
открытую.
Наконец
вижу
проем.
Ныряю
в
него,
не
понимая
еще,
куда
попал,
прижимаюсь
к
стене,
сползаю
по
ней.
Почему
за
мной
нет
погони?
Старший
вожатый
ни
за
что
не
простит
мне
этой
выходки…
Не
простит,
что
я
видел
окно
и
смотрел
в
него,
что
узнал
про
выход.
Оглядываюсь.
Я
в
кинозале;
он
совсем
пустой,
и
свет
тусклый
–
все
сейчас
на
занятиях.
Медленно
проползаю
через
ряды,
забиваюсь
в
дальний
угол,
вызываю
плейлист,
прошу
«Глухих».
Включаю
с
самого
начала.
Меня
колотит
озноб.
Чтобы
согреться,
забираюсь
на
сиденье
с
ногами,
прячу
подбородок
в
коленях.
Титры.
Я
сижу
на
нагретых
досках
веранды,
рядом
со
мной
стоит
пара
детских
сандалий;
в
приоткрытой
оконной
створке
вижу
настоящего
живого
кота
–
толстого,
бело-‐рыжего.
Бриз
покачивает
коконы
кресел,
в
которых
спиной
ко
мне
сидят
два
человека
–
мужчина
и
женщина.
Синяя
струйка
дыма
на
короткий
миг
возникает
в
воздухе
–
и
тут
же
исчезает,
размазанная
ветром.
Смотрю
на
велик,
который
я,
накатавшись,
бросил
в
траву.
По