Душегуб хладнокровен и расчётлив, в его голове механизмы смазаны, глаз не дёргается, а за вольности он должен себя наказывать. При всём уважении, бородатый алкоголик с замашками клоуна совершенно не подходит под это описание. Харон может строить из себя и героя, и хозяина жизни, и самого бога, но это не вымарает из его характера мягкого фундамента.
Его руки, душа ребёнка, дрогнут и отдёрнутся.
За десять минут избитый Чедвер проковылял чуть больше двухсот метров. В конце концов, ноги не выдержали, и он шлёпнулся на асфальт. Растянулся, не в состоянии вновь подняться. Легко спутать с трупом, опять же потому, что и живой, и мёртвый мало интересны людям. Рад бы провести эксперимент и посмотреть, как долго мертвец пролежит без внимания.
Разве что ворон и собак придётся отгонять.
Харон не пошевелился, когда я подошёл. Ткнул его носком ботинка в бок, что вызвало протяжный стон. Речь боли, не человека.
— Чедвер, слышишь меня? — присел я на корточки и шепнул лежащему на ухо.
— Да… Ты кто?..
— Неважно. Где живёшь?
Харон промычал и попытался приподняться на локтях. Почти удачно.
— Сам ты не доползёшь.
— Я пьяный бываю в куда худшем состоянии, — огрызнулся он, — справлюсь.
— Справится он… Говори, где живёшь? Подброшу.
— Сговорился уже с одними! Согласись, то, что ты видишь, мало похоже на хороший результат. Ступай себе мимо.
Упрямый. Я поднялся и обошёл полумёртвого. Кряхтенье и стоны ни на секунду не прекращаются. И тут Харона вывернуло наизнанку с характерным звуком людской слабости. Мне стало мерзко, но я умудрился остаться на месте.
— Выглядишь, как мешок с говном. Буду откровенен: меня тошнит. Я тут не спасителя корчу — есть разговор.
— Я весь твой, — прокряхтел Чедвер.
— Не здесь.
— А что тебя может смущать? Свежий воздух, тихо, сухо… Капризный ты наш…
Очередная волна заставила восхититься человеческим желудком: он способен извергать огромное количество мерзости. Собрав волю в облёванный кулак, Чедвер встал на колени. Ко мне обратилась грязная улыбчивая рожа. Во тьме зрелище выглядит даже жутко.
— Так что ты хочешь меня спросить?
— Сперва, где ты спать предпочитаешь?
— Дома, — растянул безразмерную пасть Харон. Улыбка мне не понравилась: похожа на ту, что в тыквах вырезают, а эти тыквы меня раздражают.
За то, что вывел меня из себя, я влупил пощёчину, небольную, но поучительную. С мутанта свалилась радость, а когда я схватил его за ворот, он даже нахмурился, играя синяками. Наши лица сошлись, настало время орать:
— Где ты живёшь? У меня не так много времени!
— Оу, мы злые и буйные! — покривлялся Харон. — А теперь, будь любезен, сбавь обороты…