— Вроде живы, — пробормотал он, и, потянувшись, начал отстегиваться. Выдержала «лодочка» хоть не велика. А может, потому что невелика и выдержала?
Василий не спеша встал и огляделся. В каюте после такой посадки царил полный кавардак — все вверх дном. Однако стоило ли заморачиваться и наводить порядок? Вместо этого, Василий, цепляясь за спинки кресел подобрался к «стеклу». Сделать это оказалось много проще, чем по началу ему казалось, так как тело словно ничего не весило. Казалось, если он оттолкнется посильнее, то взлетит к самому потолку. Однако Василий экспериментировать не стал. Вместо этого прижавшись лицом к «стеклу» он стал вглядываться, стараясь хоть что-то разглядеть, даже не разглядеть, а понять ушли ли они вглубь на несколько метров или это всего лишь облако пыли, которое они подняли при посадке. К однозначному решению он так и не пришел. Иногда ему казалось так, а в другой раз иначе.
Какой-то странный металлический звук за спиной привлек его внимание. Василий резко обернулся. Кашев, наклонившись, возился с люком.
— Ты чего делаешь?
— Да вот хочу поглядеть что там снаружи? Может нам откапываться придется.
— Ты что дебил?
— То есть?
Одним прыжком Василий оказался возле люка. Однако он немного не рассчитал — опускался он слишком медленно, на несколько секунд просто завис над своим товарищем по несчастью, так что тот успел отодвинуться.
— Тебе же ясно было сказано, надо сидеть, ждать помощи… А там, — Василий ткнул пальцев в сторону люка, — там — смерть. В эфире человек жить не может, дышать не чем.
— Так мы ж на Луне!
— А на Луне, что атмосфера есть? К тому же там страшный холод. Так что лучше будем сидеть ждать…
— А если нас и в самом деле засыпало. Так сидеть можно до второго пришествия!
— Тем не менее, подождем! — объявил Василий, так что стало понятно, это его последнее слово.
Кашев надувшись отошел от люка.
— И долго нам так ждать?
Василий посмотрел на труп Бешенного, но тот лежал на полу мертвее мертвого.
— Не знаю. Однако Григорий Арсеньевич обычно выполняет то, что обещает. У него дело со словом не расходятся.
— Да кто это вообще такой!? — взорвался Кашев.
Василий вздохнул, сел назад в свое кресло, откинулся на спинку, и, заложив руки за голову, уставился в потолок. В какой-то миг ему даже показалось, что через круговерть песчинок он видит черную тьму бездонной пропасти эфира.
— Григорий Арсеньевич — мой учитель, кстати, из бывших. Я познакомился с ним еще в гражданскую, когда он возглавлял одну из банд.
— Ты хочешь сказать, что он сражался на стороне белых?
— Не совсем так… — протянул Василий. — Скажем так… Он сражался на своей стороне… И вообще, это человек, за которого я могу поручиться. Единственный, кому я доверился бы на все сто.