— Нашли?! — воскликнул я невольно.
— Нашел. В нашем санатории есть доктор с этой фамилией.
— Не может быть!
— Почему же не может? Фамилии, к примеру, вполне могут совпадать. Но здесь не совпадение, я уверен. Значит, Николай где-то здесь, близко.
— И вы пойдете?
Он посмотрел на меня внимательно, как бы пытаясь что-то в один миг понять — во мне ли, в себе — и сказал, раздельно выговаривая слова:
— Теперь я д о л ж е н.
— Да почему же вы должны? — возразил я горячо. — А если бы не встретили? Если бы этот доктор вообще здесь не работал? Если бы он вообще умер бы уже? Почему же должны?
— Потому что — судьба. Это во-первых, хотя и не главное. Во-вторых, — я сам искал. А в-третьих… в-третьих, — мне наказание должно же быть!
— Какое наказание, когда… — начал я, но он меня перебил.
— Ты подожди, послушай. Понимаешь, я к мистическому совсем не склонен, и то, что я скажу, тебе может показаться странным. Но если все-таки… если то, что у нас нет ребенка — а она молодая, здоровая, здесь один случай на тысячи — если то, что у нас нет ребенка, не просто случайность… А если это случайность, то ведь именно на меня же она выпала. Понимаешь — на меня! Пусть случайность. Пусть так. Пусть я сам это знаю точно — что случайность. Но ведь я еще и знаю другое, что тогда… предал. Пусть и простительно, если смотреть с точки зрения давности и со стороны. Но сам-то я знаю, что… Мне-то этот срок давности… Повторяю, что к мистическому не склонен, но тогда, когда с женой… ведь именно тогда я про Варварины письма вспомнил, ни в какой другой раз, а именно тогда. Не буду говорить, что это знак мне был, но ведь и не просто так! Раз сам я его знаю, раз сам чувствую. Нет, не просто так. И если бы мне кто-нибудь сказал, а я поверил бы…
Но в это самое время его перебил аккуратный стук в дверь. Алексей Михайлович вздрогнул. Стук повторился: вежливый и аккуратный. Алексей Михайлович напряженно вслушивался. Стук повторился и в третий раз. Только после третьего раза Алексей Михайлович произнес, и мне показалось, что звук голоса его прозвучал как будто в огромном и пустом пространстве — глухо и одновременно раскатисто:
— Входите.
Дверь открылась, из-за двери показалась сначала голова, а потом и весь Думчев — это был он. Вместо шахматной доски под мышкой он осторожно придерживал шляпу.
— Совещаетесь? — сказал он, хитро нам подмигнул и, не ожидая приглашения, прошел и сел.
Алексей Михайлович проследил за ним взглядом, не поворачивая головы.
— Да, — ответил он, но, скорее, машинально.
— Ну, вы вчера хороши были, — обратился Думчев ко мне. — Только уж очень поспешаете, молодой человек, очень, очень.