Мишка отвернулся и пошел в соседние заросли. Сбросил с себя рубашку, брюки, майку.
– Э! – вдруг спохватился он. – А какую ты ему повестку прислала?
– Свидание назначила! – крикнула Танька.
– Зачем?
– Влюбилась!
– Чего? – Мишка вышел из кустов, с недоумением уставился на коварную Таньку.
В траве у самой воды лежала оборванная цепочка с камешком «куриный бог».
* * *
Город спал.
Возле старинного лабаза, выстроенного когда-то купцами, а ныне именуемого «Универсам», дремал сторож с берданкой.
По дороге, прихрамывая, плелся летчик Валерий Иванович Журавлев.
– Дедушка, это какая деревня? – спросил он у сторожа.
– Это город, – отозвался сторож. – Нижние Ямки.
Летчик заглянул в карту.
– Сбился, – сказал он после молчания. – Надо было восточнее брать.
* * *
Первые лучи восходящего солнца освещали самолеты в крупных каплях росы.
Громов и Фрося обихаживали свой аэродром. Фрося посыпала дорожки желтым песочком. А Громов подновлял свежими белилами посадочные квадраты.
– Вась, а Вась… Глянь, – позвала Фрося.
Громов выпрямился. Обернулся.
По дорожке к бараку общежития плелся летчик. Грязь и тина на нем высохли, он был весь серый и походил на памятник себе.
– Я ж говорила… А ты волновался, – заметила Фрося.
Летчик увидел начальство. Остановился и вежливо поздоровался:
– Здравствуйте…
– Здрасте, здрасте… – сказала Фрося.
Помолчали.
– Красивый рассвет, – поделился летчик, преданно глядя на Громова.
Громов не отреагировал.
– Очень красивый, – сказала Фрося.
Летчик оглядел себя. Потом сказал сконфуженно:
– Упал.
– Бывает… – отозвалась Фрося.
– Ну, я пойду посплю… А то заблудился вон… Петлял…
– Конечно, – ласково сказала Фрося.
Летчик улыбнулся сконфуженно и пошел своей дорогой.
Фрося и Громов провожали его глазами.
Летчик вдруг обернулся и произнес восторженно:
– Степью пахнет!
– Ага. Пахнет, – согласилась Фрося. Опять помолчали.
– Ну, я пошел, – пообещал летчик.
– Конечно, – согласилась Фрося.
Летчик удалился.
– Алкаш к тому же, – заключил Громов. Коротко и ясно.
* * *
В деревне утро начинается рано.
Солнце только-только вернулось в Бересневку из Америки, а Танька уже вышла, потягиваясь, на крыльцо.
Потянулась. Распахнула глаза и поздоровалась:
– Здравствуй, утро!
«Здравствуй, Танька!» – сказало бы утро, если бы умело говорить.
Потом Танька вошла в сарай и поставила ведро под корову.
– Здравствуй, Пальма! – сказала Танька.
«Здравствуй, Таня», – сказала бы корова, если бы умела говорить.
Струйки молока застучали о ведро. И вдруг утро наполнилось мяукающими звуками электрогитары. Танька прекратила доить. Вышла из сарая. Выглянула через забор, и вот что она увидела: Мишка Синицын сидел против своего дома с электрогитарой марки «Эврика». Рядом с ним сидела секретарша Мещерякова Малашкина Валя, босая и с грязными пятками.