Тут Леша рассказал мне о том, что без меня некие старушки присылали Владимирову коробку конфет с цианидом, что к ним был направлен оперативник и обе категорически отказались от посылки, хотя и признались, что по доброте душевной посылали Олегу цветы: «как сыну», потому что их очень разжалобил мужчина, приходивший покупать несуществующего говорящего попугая…
— Но это еще не все, — продолжал мой приятель. — За день до твоего приезда из Питера звонила в больницу женщина, которая назвалась невестой Валентиной и спрашивала о состоянии здоровья Владимирова.
— В это время невеста Валя ехала в поезде, — заметил я. И решил подвести итоги: — Таким образом, в катастрофе поезда, кроме Олега Владимирова и его невесты, которая покупала серьги в ювелирном, хотя и не за доллары, как она утверждает, появился еще любитель говорящих попугаев и неизвестная женщина, позвонившая из Петербурга. По моим предположениям, это та же особа, которая расплачивалась обожженной стодолларовой купюрой в ювелирном…
— Пойдем в больницу к Олегу? — предложил Панкратов.
— Пойдем непременно. Но сначала, пока Сазонов расхлебывает заваруху с «друзьями духа», сходим к ведуну. Тем более что когда я уезжал, у Олега была сильная простуда, да и без Сазонова нас к нему не пустят.
— Со здоровьем у него все в порядке, — сказал Леша. — А вот с лигой ты прав. С ними следователь пару дней провозится. Впрочем, даже если установят всех легионеров, все равно к ответственности их не привлекут, пока те не начнут зарываться, как сегодняшние молокососы. Я думаю, «Манифест» был пробным камнем, брошенным для проверки готовности боевиков, и обычным способом шантажа… Боевики теперь притихнут, а жители чуть больше будут паниковать…
— Все верно. Давай позвоним Валентине да поедем к старику-мудрецу.
Валя была дома, ждала моего звонка. Я попросил ее не волноваться и походить по магазинам или просто отдохнуть, потому что к Олегу сегодня все равно не пускают, в больнице последний день карантина по гриппу.
— Завтра, — клятвенно заверил я девушку, — мы непременно будем у вашего дорогого жениха.
Она была, естественно, недовольна, но покорилась.
А мы с Лешей отправились к ведуну.
Ведун встретил друзей, как всегда, приветливо, усадил пить чай, но в поведении его была заметна несвойственная нервозность и озабоченность.
Панкратов начал рассказывать о том, что происходит в городе, и спросил мнение ведуна о причинах паники и истерии, в одночасье воцарившихся среди граждан.
— Не может же быть, чтобы листок так называемого манифеста, в авторе которого угадывается психически ненормальный человек, так повлиял на людей? — недоумевал и Батогов.