Вот возьму и отправлюсь туда с её долларом, и поделом ей будет, нечего было бросать меня одного – думал я про себя. Потом встал и пошёл к стойке, чтобы расплатиться, и тут только сообразил, что от доллара моего, глядишь, ничего не останется, потому как содовая у них тут идет по никелю (пятаку) за стакан, да ещё этот подонок, наверное, возьмет за пирожные, хоть я их и не ел, и ничего тут не поделаешь, хотя с другой стороны я испытал какое-то облегчение оттого, что теперь не придется идти к миссис Лиззи. В голове у меня и в душе в тот момент царила полная неразбериха.
Но подонка, однако, на месте не было; не знаю, куда он делся, но за себя оставил какого-то старого хрыча в усах подковой, который сказал, что за меня уже заплачено. Так что доллар мой остался при мне, хотя радости особой мне это не принесло, потому как выйдя на улицу, я почувствовал страшную слабость в коленках. Я взглянул налево, направо, надеясь увидеть миссис Пендрейк, чтобы мне Шайен не пришлось осуществить свою угрозу. Меньше всего на свете хотелось мне в эту минуту оказаться с девкой; но раз уж я поднялся и ушёл, не став дожидаться за столиком, я чувствовал, что просто должен это сделать.
И вдруг я увидел на мокром снегу следы её ботинок. Уж не знаю, чем они отличались от множества других, но я узнал их, как узнал бы все, к чему она прикасалась хоть пальцем. Я мог бы, потянув носом воздух, точно сказать, заходила ли она в эту комнату последние два-три дня. Пожалуй, единственное, что не притупилось у меня за время жизни в городе, это чутьё. Следы вели вниз по тротуару до угла, поворачивали налево, потом опять до угла и опять налево – я шёл по следу, притворяясь лоботрясом, слоняющимся без дела – и когда они второй раз повернули налево за угол и вывели на задворки торгового квартала, на улочку, где не было никаких магазинов, а стояли жилые дома – я понял, что она солгала.
Через пол-квартала от угла я увидел слева переулок, который вёл назад, к торговым рядам. Этим переулком недавно проехала повозка, запряжённая мулом, которой правил негр, лет ему около семидесяти. Нормальный индеец возраст мула бы тоже определил.
Короче говоря, в этот самый переулок и направились следы ботиночек миссис Пендрейк, и повели назад, в сторону торговой улицы. Потом свернули в какую-то калиточку, затем задним двориком какого-то магазина провели мимо уборной, уперлись в дверь и оборвались. Я помедлил у изгороди возле калитки, потому как тут показался тот самый негр на повозке, запряжённой громадным мулом и ему, негру, то есть, точно было под семьдесят. Они, негры-то, большие мастера заливать, как Лавендер, про то, как тайны узнают по яичному желтку и прочей дряни, но я так полагаю, что яйца тут вовсе ни при чем, а просто они вечно околачиваются на задворках да на кухне, спальни подметают да прихожие, а при такой жизни ничего не стоит нахвататься секретов, тайн да всякой грязи, даже если и сам того не хочешь. Этот негр спросил у меня, который час, и проехал мимо на своей скрипучей повозке; потом на другой стороне переулка появилась чёрная собака и стала рычать на меня. Правда, вскоре она умолкла…