– Безъ меня здѣсь плохо провѣтривали, – равнодушно замѣтилъ онъ.
– Это не отъ того! – возразила баронесса, нюхая спиртъ. – Каково мнѣ было жить въ домѣ съ зараженнымъ ужасной болѣзнью воздухомъ. Чтобы нѣсколько предохранить себя и Адельгейду отъ заразы, я принуждена была день и ночь вдыхать удушливый дымъ жаровни.
– Какъ! Развѣ болѣзнь Іозе приняла дурной оборотъ? – спросилъ баронъ совершенно пораженный.
– Іозе? Кто это Іозе? – равнодушно спросила баронесса, апатично поднявъ глаза. – Неужели ты думаешь, что я тратила время и трудъ на то, чтобы справляться о твоихъ знакомыхъ и узнавать ихъ имена. Я знаю только, что нашла свой домъ въ ужасномъ состояніи, вернувшись домой. Прислуга распущена, безо всякой дисциплины, какъ стадо безъ пастуха, и во главѣ всѣхъ эта глупая экономка, которую я, наконецъ, прогоню безъ всякаго милосердія…
– Вотъ какъ?!…
– Непремѣнно, на этотъ разъ ужъ я ее уволю, положись въ этомъ на меня!… О, какъ я разстроилась въ тотъ вечеръ! Вернувшись изъ мирной тишины святаго дома, гдѣ я воспитывалась, я была вдвойнѣ поражена такимъ ужаснымъ пріемомъ. Супругъ уѣхалъ…
– Для исполненія неотложнаго долга…
– Ахъ, да, ты долженъ былъ послѣдовать за бѣжавшей танцовщицей, – прервала она его.
У него готовъ былъ сорваться съ устъ рѣзкій отвѣтъ, но онъ поборолъ себя. Взглядъ, который онъ устремилъ на злобную женщину, лежавшую въ креслѣ, доказалъ яснѣе всякихъ словъ, что онъ глубоко несчастный человѣкъ, хотя еще недавно въ комнатѣ Люсили онъ съ гордостью увѣрялъ, что доволенъ своей судьбой.
– За вдовой Люціана, хочешь ты сказать, Клементина, – возразилъ онъ сдержанно. – До танцовщицы Фурніе мнѣ нѣтъ никакого дѣла.
– Ахъ, Боже мой! Мой слабый умъ не понимаетъ такого ничтожнаго мелочнаго различія, – сказала она попрежнему монотонно. – Ну, да мнѣ все равно… Такія молодыя вдовы имѣютъ для нѣкоторыхъ мужчинъ такую же притягательную силу, какъ и ихъ сценическіе тріумфы… Кстати, эта донна Вальмазеда тоже вдова, какъ я слышала! Ты не счелъ нужнымъ сообщить мнѣ такіе интересные факты…
– Развѣ ты не находила всегда писемъ Люціана скучными и не уклонялась отъ извѣстій, заключавшихся въ нихъ.
– Ахъ, Боже мой, да кто же говоритъ о томъ, что было прежде? Я подразумѣваю ту минуту, когда ты сообщалъ мнѣ, что она будетъ сопровождать свою невѣстку.
Молодая женщина за миртовымъ кустомъ отчаянно боролась съ собой въ это мгновенье. Она видѣла, какъ при ея имени, лицо его покраснѣло отъ сильнаго гнѣва. Ей страстно хотѣлось выйти и своимъ появленіемъ остановить его сужденіе о себѣ; но она оставалась на мѣстѣ, какъ разслабленная; между тѣмъ онъ сказалъ твердо и рѣзко: