Феликсъ нѣсколько разъ быстро прошелъ взадъ и впередъ по комнатѣ, лицо его то блѣднѣло, то краснѣло и на немъ поперемѣнно выступали то радость, то гнѣвъ; наконецъ>онъ остановился передъ Люсилью. Она вскочила и порывисто бросилась къ нему на грудь.
– А ты поѣдешь со мной, Люсиль? – спросилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.
– Конечно, да, глупый Феликсъ! – засмѣялась она, – хоть сію минуту!… Небо и море!… Это будетъ еще веселѣе, чѣмъ я когда нибудь воображала!… Такъ мы ѣдемъ въ Америку? Конечно въ блестящій Нью-Іоркъ?…
– Нѣтъ, милое дитя, прямо въ>южные штаты, въ богатый штатъ Южной Каролины. Другъ Люціанъ сдѣлался плантаторомъ, онъ получилъ отъ своего тестя богатыя владѣнія. Господа плантаторы играютъ тамъ важную роль, передъ ними аристократія ничего не значитъ, они въ полномъ смыслѣ феодальные бароны. Тесть Люціана испанецъ изъ Флориды и, судя по описанію, живетъ на своихъ плантаціяхъ, какъ настоящій нѣмецкій князь.
Съ выразительной улыбкой кивнулъ онъ Феликсу подойти къ нему поближе.
– Видишь ли, мой милый, тебѣ нечего жалѣть о материнскомъ наслѣдствѣ, котораго тебя лишили самымъ подлымъ образомъ, – уже много лѣтъ отецъ твой дѣлаетъ сбереженія и откладываетъ ихъ для тебя – и хотя онъ не можетъ оставить тебѣ плантацій, – онъ остановился и развернулъ шелковую бумагу и вынулъ оттуда дощечку изъ слоновой кости, – потому что у тебя есть сестра, Феликсъ, тринадцатилѣтняя дочь отъ второго брака – вотъ она!
Съ этими словами онъ подалъ радостно изумленному молодому человѣку миніатюрный портретъ на слоновой кости. Люсиль быстро подбѣжала и отъ волненія и любопытства почти оттолкнула Феликса; но молодой баронъ тоже всталъ и подошелъ; только молодая жещина равнодушно оставалась на мѣстѣ. Она, опустивъ глаза, машинально вертѣла чайную ложку и, еслибъ не легкая краска на лицѣ, обнаруживавшая внутреннее волненiе, можно было бы подумать, что она не имѣетъ никакого понятія о томъ, что вокругъ нея происходитъ.
– Развѣ не прелестное дитя эта маленькая Мерседесъ? – спросилъ старый баронъ.
– Какое это дитя, – проворчала Люсиль, тихо отстраняя руку, державшую портретъ. – Ей тринадцать лѣтъ, а она смотритъ съ такимъ высокомѣріемъ и серьезностью, точно старый ученый профессоръ. Слушай, Феликсъ, я ревнива! Ты будешь ее любить?
– Да, Люсиль, хотя я боюсь, что она не будетъ мнѣ отвѣчать тѣмъ же; у нея въ чертахъ много гордости и жесткости…
– Нe правда ли? Что она горбата, въ этомъ ты можешь быть увѣренъ, Феликсъ. У кого красивая фигура, тотъ не даетъ срисовывать одну голову, я готова побиться о закладъ. А эта голова, точно обрубленная, является въ облакахъ…