– А, Игнатій, ты какъ сюда попалъ? – проговорилъ молодой человѣкъ.
– Живу здѣсь, сударь, на мѣстѣ-съ. Какъ отошелъ отъ Крючковыхъ послѣ смерти самаго, такъ сюда и поступилъ… Вы какъ изволите поживать?…
– Спасибо, живу понемногу… Ольга Осиповна дома?
– Дома-съ… Цыцъ ты, проклятый!… – крикнулъ кучеръ на собаку. – Вотъ дуракъ-то, на своихъ лаетъ!… Давно стало-быть, не были у тетеньки, коли собака не узнаетъ васъ, Николай Васильевичъ?
– Да, давненько… ѣздилъ заграницу, больше года тамъ прожилъ…
– Токъ-съ… Я пойду доложу о васъ, сударь… Да, вы никакъ пѣшкомъ пожаловали?
– Пѣшкомъ.
– То-то молъ, a то бы я ворота отперъ… Эй, Даша, поди доложи хозяйкѣ, Николай, молъ, Васильевичъ Салатинъ, пришли. Невѣста, сударь, моя… Женимся…
Кучеръ оскалилъ бѣлые, ровные зубы и указалъ на побѣжавшую съ докладомъ Дарью.
– Доброе дѣло, – усмѣхнулся гость.
– А вы еще не женились, Николай Васильевичъ?…
– Пока нѣтъ.
– Пора, сударь: одному-то скучно-съ.
Дарья вернулась и сообщила, что Ольга Осиповна „просятъ пожаловать“.
Вѣра прошлась по комнатѣ и опять сѣла на окно.
– Николай Васильевичъ Салатинъ, – проговорила она. – Салатинъ… Фамилію эту я не слыхала, кажется… Да, да, это родственникъ бабушки…
Вѣра имѣла привычку многихъ впечатлительныхъ людей – думать вслухъ, и привычка эта особенно въ послѣднее время вкоренилась въ ней. Дѣвушка очень часто по цѣлымъ часамъ разсуждала сама съ собою.
– Какой онъ красивый! – проговорила она. – И какой у него взглядъ хорошій… Вѣроятно, это очень добрый человѣкъ… А можетъ быть и нѣтъ! Добрыхъ мало, все больше нехорошіе, злые… И всѣхъ хуже я! – вдругъ рѣшила Вѣра и подошла къ зеркалу. Изъ зеркала на нее глядѣло хорошенькое личико, немного блѣдное, матовое, съ нѣжнымъ румянцемъ, съ задумчивыми глазами. Остриженные волосы вились, сбѣгали мелкими колечками на лобъ, воротничекъ сорочки плотно обхватывалъ красивую бѣлую шею.
Вѣра подошла поближе и оглядѣла всю фигуру свою.
– Похожа на мальчика, но если поглядѣть попристальнѣе, узнаешь женщину, – подумала она. – Узнали бы, лучше было-бы… А, пускай, будетъ такъ, какъ суждено… Мнѣ все равно, все равно…
Вѣра сѣла къ столу, взяла книгу, но не только открыла ее, а даже не взглянула на страницы и задумалась.
По лѣстницѣ раздались дробные шаги бѣгущаго человѣка.
– Пожалуйте къ бабушкѣ! – бомбой влетѣла толстая румяная горничная.
– Зачѣмъ? – спросила Вѣра.
– He знаю-съ. Должно быть, къ гостю: гость къ бабинькѣ пришелъ, Салатинъ Николай Васильевичъ, чай въ столовой кушаютъ… Пожалуйте-съ…
Горничная улетѣла, шумя накрахмаленнымъ платьемъ, и что то напѣвая.