Она встала ужъ, двинулась, планъ побѣга зрѣлъ въ ея воспламененной головѣ, но въ эту минуту въ комнату вошелъ Салатинъ.
Лицо у него взволнованное, красное, но веселое, оживленное.
– Здравствуйте! – проговорилъ онъ. – Испугались, чай?… Ничего, ничего, – пустое дѣло…
Старуха такъ и кинулась къ нему.
– А Вася гдѣ?…
– Ногу повредилъ…
– Ногу?…
– Да, да, пустое дѣло… Выпрыгнулъ изъ пролетки, оступился, ну, и вывихнулъ… Я его къ знакомому доктору въ лѣчебницу отправилъ, ногу ему вправили, повязку сдѣлали и онъ шлетъ вамъ привѣтъ… Опасности никакой, ни-ни!… Если завтра нельзя еще будетъ, такъ послѣ завтра навѣрное, навѣрное пріѣдетъ онъ… Даю вамъ клятву, что опасности никакой…
„Да, для тебя!“ – съ тоскою подумала Анна Игнатьевна. – „Для тебя нѣтъ опасности, а я погибла!… Лѣчебница, доктора… Все кончено, – обманъ будетъ обнаруженъ…“
Салатинъ между тѣмъ весело успокаивалъ старуху, и веселый безпечный видъ его, данная клятва, что Вася живъ и почти здоровъ сдѣлали свое дѣло – Ольга Осиповна успокоилась и только журила Салатина за неосторожность.
– Виноватъ, но заслуживаю снисхожденія! – шутилъ онъ. – Идите, дорогая моя, почивать, будьте покойны, а меня Анна Игнатвевна чаемъ напоитъ, – я умираю отъ жажды съ этими хлопотами…
– Поѣшь сперва, голоденъ, чай, – предложила старуха. – Я тоже не ужинала…
– И поѣмъ!…
Салатинъ раздѣлилъ компанію съ дамами и сѣлъ ужинать, но ѣсть ему не хотѣлось. He ѣла ничего и Анна Игнатьевна, говоря, что она очень обезпокоена.
Старушка скоро ушла въ свою опочивальню, а Салатинъ съ Анною Игнатьевною перешли въ столовую, куда служанка подала самоваръ.
– Отпустите ее спать, – сказалъ Салатинъ. – Вы проводите меня…
Они остались вдвоемъ.
Весело кипѣлъ и бурлилъ самоваръ, стукали часы въ длинномъ „корпусѣ“ краснаго дерева, но, кромѣ этихъ звуковъ ни что не нарушало тишину стариннаго дома, да и на улицѣ было тихо, – шумъ города не доходилъ до этой отдаленной старо-купеческой „палестины“.
Анна Игнатьевна сидѣла, какъ на раскаленныхъ угольяхъ. Она вздрагивапа по временамъ, какъ отъ сильной физической боли; губы ея подергивало судорогою.
Она догадывалась, что не зря остался съ нею Салатинъ; она поймала два-три значительные взгляда его.
Онъ что-то знаетъ…
Анна Игнатьевна принялась лить въ чайникъ воду изъ самовара.
– Вы чаю не положили, – съ улыбкою замѣтилъ Салатинъ.
Ему хотѣлось немного помучить эту женщину за тѣ муки, которыя она причинила той, которая стала ему дороже всего на свѣтѣ…
– Вы, быть можетъ, хотѣли спать и я мѣшаю вамъ? – спросилъ онъ. – Я уйду…
– Нѣтъ, нѣтъ, ничего…