— Венчалась в нашем костеле? — лишь на миг правая бровь викария совсем по-светски высокомерно подскочила вверх.
— Да, — тяжело выдохнул Одиссей.
Викарий попросил служителя принести книги с записями, а посетителям указал на венские стулья, приглашая присесть.
Служитель, страдающий одышкой, долго рылся в шкафу, наконец, вынув две книги наподобие старинных геральдических фолиантов [21], осторожно положил на секретер перед викарием.
Наступила тишина, нарушаемая шелестом переворачиваемых страниц. Тщательно просмотрев все записи о бракосочетании в марте 1877 года, викарий отрицательно покачал головой: нет, Анна Домбровская здесь не венчалась.
Лицо Остапа Мартынчука мгновенно посуровело. Он почти выкрикнул:
— Я свидетельствую, что венчалась!
Правая бровь викария опять на миг высокомерно подскочила вверх: что за неслыханная дерзость! И взгляд в сторону служителя: как он посмел впустить в храм пьяного мужика! И уже с видом оскорбленного достоинства к Одиссею:
— Прошу пана, можете сами убедиться, я не прячу от вас… Но заверяю, что Анна Домбровская здесь не венчалась.
Записи Одиссей не нашел.
Сдвинув седые брови, с горечью в душе Остап Мартынчук возвращался из костела. Ну, пусть он обознался… Пусть то была не Анна! А пани Барбара Домбровская?.. Разве не она шла за дочерью с букетом белых роз…
Бесконечно долгая и тяжелая для львовских пролетариев зима осталась позади. Не в упрек, многие семьи так и не смогли посвятить пасху и сейчас поневоле придерживались великого поста.
Весна шумит частыми грозами. От зари допоздна, каждый день безработные собираются у ратуши на площади Рынок, возле фонтана с Нептуном, на бульварах в центре города, мокнут под проливным дождем, ежась от холода, в ожидании, когда их наймут пусть даже на самую низкооплачиваемую, самую трудную работу.
Строители бастуют. И хотя у них бедная рабочая касса, никакой поддержки со стороны, люди изголодались, измучились до невозможности, они продолжают держаться из последних сил.
Когда Гнат, исхудавший, с голодными синяками под глазами, после тюрьмы пришел к отцу и застал там Одиссея, он с трудом узнал в нем бывшего жильца меблированных комнат, которого когда-то увезли в тюремной карете. Потом они подолгу беседовали. Одиссей объяснял Гнату, что нельзя себя вот так зря растрачивать, жить надо так, чтобы всю свою вполне понятную ярость, накопившийся гнев и ненависть подчинить единой большой и светлой цели — борьбе против класса угнетателей. С каждым новым номером «Искры», которую давал ему читать Одиссей, Гнат все яснее понимал, каким путем надо идти к свободе. Среди постоянных тревожных раздумий и дел, связанных с перевозкой в Россию «Искры», организацией тайной типографии, где бы можно было наладить печатание марксистской литературы на украинском языке, Одиссею трудно было предугадать, чем закончится всеобщая городская забастовка, на которую с кипучей энергией готовились поднять всех тружеников Львова Гнат Мартынчук и его товарищи.