Опасаясь, как бы Анна не передумала, и желая выиграть время, Калиновский решил не ехать в Прагу, где он собирался состряпать свидетельство о расторжении брака Анны с Руденко-Ясинским. В тот же вечер он посетил своего духовного наставника в костеле Марии Снежной.
— Святой отец, я люблю женщину, и она ждет от меня ребенка, — с притворной грустью начал негодяй. — Я свободен, она… тюка еще нет. Вы должны нас обвенчать, святой отец…
— Сын мой, даже мыслью подобной вы навлекаете на себя гнев божий! — холодно изрек священник.
— Я глухой, хотя у меня превосходный слух, — многозначительно взглянул на него Калиновский. При этом он вынул из кармана пачку денег и положил на стол. — Тысяча крон. Это всего лишь аванс, святой отец…
Конечно, его щедрый жест растопил лед в душе святого отца. Но…
— Но, сын мой, как же я могу сделать запись в книге, если…
— А записи можете и не делать. Мне нужно только свидетельство.
Пансион фрау Баумгартен состоял из трех небольших живописных коттеджей, окрашенных в синий, розовый и зеленый цвета. Стояли они на некотором расстоянии друг от друга вдоль улицы, отделенные от нее легкой металлической сеткой, густо заросшей вечнозеленым плющом. Пансион был рассчитан на богатых туристов. Каждый коттедж — для одной семьи. К услугам гостей здесь было все, даже кухарка, горничная и лакей.
За последние семь лет Людвиг Калиновский часто снимал зеленый коттедж у фрау Баумгартен. Его особенно устраивало то, что хозяйка пансиона умела молчать и хранить тайны жильцов. И он щедро платил за это ее неоценимое свойство.
Именно сюда и привез Калиновский Анну и пани Барбару.
Фрау Баумгартен быстро сообразила, что дополнительные щедроты за ее молчание теперь значительно сократятся. Особенно она утвердилась в этой мысли, когда заметила, что белокурая красавица-полька ждет ребенка. И она сразу невзлюбила и Анну, и пани Барбару.
— Мама, уедем отсюда! — умоляла Анна. — Мы должны покинуть этот дом. Калиновский при людях позволяет себе обращаться со мной так, будто я и вправду его жена!
— Потерпи еще немножко, родная. Уже нашелся покупатель на наш дом в Праге. Я за все расплачусь с Людвигом. И мы переедем отсюда, снимем скромную квартирку… А пока…
— Бедный мой муж! Ни одной передачи, ни смены белья, — сдерживая душившие ее слезы, прошептала Анна.
— Но, положа руку на сердце, доченька, скажи, разве это не великая доброта к нам: Людвиг едет в Петербург, чтобы там нанять лучшего адвоката и спасти Ярослава…
В день отъезда Калиновского Анне казалось, что никогда не наступит вечер. За обедом, который тянулся нестерпимо долго, она не проглотила ни кусочка. Сидела молчаливая, бледная. Ее раздражал запах лаванды, исходивший от Калиновского.