Каждый час может быть последним
Прислонившись спиной к стене, Руденко полудремлет, настороженный, как птица. Вдруг что-то падает ему на колени. Открыв глаза, взглянул вверх. Мимо, даже не повернув головы, прошел Борода, направляясь с котелком к баку с водой. И Руденко, незаметно пряча за спину сверток с едой, догадался, что в камере есть «глаза», которых Борода остерегался.
Через полчаса измученный голодом Руденко, так и не дождавшись, когда будут раздавать мутный тюремный чай, съел кусок брынзы, завернутый в лепешку вместе с какой-то ароматной зеленью. Конечно, это Мишка «конфисковал» у кавказца.
«Надо сейчас поспать, чтобы ночью никто не смог застигнуть спящего — беспомощного и покорного», — думает Руденко. Он закрывает глаза, но сон уже прошел.
— Господи-боже! — громко завздыхал сосед. — Каторгу дали, жду этапа…
Он вслух вспоминает все: и то, как хозяин выжимал все соки работой по четырнадцать часов в сутки, и как принуждал его Маняшку спать с ним, а не то прогонит мужа, дети с голоду помрут… Не выдержал — замахнулся на хозяина. Но дорына [6] он не крал! Нет! Нет! За что же в участок? За что околоточный в живот и куда попало? Правда, озверев от побоев, околоточному скулу своротил… Маняша, голубка, все чисто до нитки из дому продала, последние башмаки с детей сняла… Завязала денежки в платочек да к господину следователю на квартиру, люди добрые адресок дали… Да торг без глаз. Хапнул господин следователь денежки, а кто видел? Еще и настращал: «Пикни только, в острог загоню…»
Руденко рассмотрел рассказчика — это тот, с забинтованными руками.
«А эти кто?» — старается определить Руденко, прислушиваясь к разговору только что проснувшихся двух ближайших соседей. Они сидят на дорогом одеяле из пушистой верблюжьей шерсти, зевают, потягиваются. Один молодой, холеный, второй — лет шестидесяти, с золотыми зубами, похожий на дога.
— Да, вспомнил. Когда поведут на прогулку, через стражника дай знать отцу, чтобы он выписал из Москвы Плевако, — сказал золотозубый.
— Кого?
— Вся Россия знает Плевако, а он не знает! Если твой родитель — табачный король, так Плевако — король адвокатов. Светило! Помню, пару лет назад, я (эффектный жест — с головы до ног!) только что от лучшего портного, еду в столицу сорвать крупный банк. В картежной игре я не имею равных себе, если, конечно, не считать Цезаря… Этот человек — кумир всех законников… — поморщился. — В «мокрых делах» — тонкая, ювелирная работа. Даже на смертном одре обманет смерть. Двадцать семь побегов из тюрьмы… Обаяние, остроумие, образованность…