Пришел день, когда Мэри отказалась встретиться с Мартином, она обернулась к Стивен, бледная и обвиняющая:
— Разве ты не понимаешь? Ты что, совсем слепая — или глаза нужны тебе лишь для того, чтобы смотреть на Валери Сеймур?
И губы Стивен оставались сомкнутыми, как будто она вдруг онемела, и она ничего не отвечала.
Тогда Мэри заплакала и крикнула ей:
— Я не отпущу тебя, не отпущу, говорю тебе! Это твоя вина, что я так тебя люблю. Я не могу без тебя, ты приучила меня нуждаться в тебе, а теперь… — ее словам, порожденным наполовину стыдом, наполовину дерзостью, приходилось молить о том, что не давала ей Стивен, и Стивен приходилось выслушивать эти мольбы от Мэри. Потом, не успев осознать своих слов, девушка добавила: — Если бы не ты, я могла бы полюбить Мартина Холлэма!
Стивен, как издали, услышала свой голос:
— Если бы не я, ты могла бы полюбить Мартина Холлэма.
Мэри в отчаянии обвила руками ее шею:
— Нет, нет! Все это не так… я сама не знаю, что говорю.
3
Первое слабое дыхание весны возникло в воздухе и принесло нарциссы на прилавки парижских цветочниц. Молодое вишневое деревце Мэри в саду снова выбросило листья и тугие розоватые бутоны по всей длине своих юных веточек.
Тогда Мартин написал: «Стивен, где я могу с тобой встретиться? Только наедине. Лучше не в твоем доме, если не возражаешь — это из-за Мэри».
Она назначила место. Они должны встретиться в Auberge du Vieux Logis[124] на улице Лепик. Они встретятся завтра же вечером. Когда она покидала дом, не сказав ни слова, Мэри думала, что она идет к Валери Сеймур.
Стивен села за угловой столик, чтобы ждать, когда придет Мартин — она пришла слишком рано. Столик оживляла новая скатерть в шахматную клетку — красный и белый, белый и красный, она считала квадраты, аккуратно следуя за ними пальцем. Женщина за стойкой толкнула в бок своего компаньона:
— En voila une originale — et quelle cicatrice, bon Dieu[125]!
Шрам, пересекавший бледное лицо Стивен, был почти синим.
Мартин пришел и тихо сел рядом с ней, заказав кофе ради приличия. Ради того же приличия, пока кофе не принесли, они улыбались и беседовали друг с другом. Но когда официант повернулся, чтобы уйти, Мартин сказал:
— Все кончено… ты победила меня, Стивен. Узы были слишком крепки.
Их измученные взгляды встретились, когда она ответила:
— Я старалась их укрепить.
Он кивнул:
— Я знаю… Что ж, моя дорогая, тебе это удалось. — Потом он добавил: — Я покидаю Париж на следующей неделе, — и, несмотря на его попытки быть спокойным, голос его дрогнул: — Стивен… пожалуйста, береги Мэри.
Она обнаружила, что он держит ее руку. Или кто-то другой сидит рядом с ним, глядит в его чувствительное, измученное лицо, говорит эти странные слова?