— Маловероятно, — выдал я сразу ответ. — Мы наверняка заметили бы его.
— И что же из этого следует? — указательный палец Алешина взметнулся вверх.
— Одно: насчет мести родственников мы с тобой нафантазировали.
— Принимаю, но с существенной поправкой: они могли материально заинтересовать лицо, которое состояло в дружеских отношениях как с Макаровым, так и с Чегиным.
От такого вывода Алешина я даже несколько обиженно фыркнул:
— Уж не намекаешь ли ты на то, что сей гусь работает в уголовном розыске?
— Намек понял верно, — Алешин закрыл глаза и кивнул.
— Может быть, и фамилию назовешь? — вырвалось у меня с ехидцей.
— Фамилии не знаю, но почему-то уверен: этот человек носит милицейскую форму.
— И ты был у него в гостях и оставил свои пальчики на ноже, точно таком же, как у тебя? — со злостью выговорил я.
— Да уж, этот нож не вписывается в версию, — в отчаянии проговорил он.
— А ведь нож могли подменить.
Уставившийся перед собой в стол, он поднял на меня глаза.
— Подменить здесь, у тебя дома, — уточнил я.
— Как? — недоуменно спросил он.
— Ну, пришел к тебе человек. Посидели вы, как мы с тобой сидим, за рюмкой водки или бокалом пива, и он, улучив момент, берет твой нож, заменив его подобным.
— Кто он? — вырвалось у Алешина уже с издевкой.
— Тебе лучше знать, кто бывал у тебя в последнее время.
— Вадя! — Алешин подался в мою сторону. — Мы приходим опять к тому же выводу: этот человек, кроме меня, должен был быть хорошо знакомым Макарову и Чегину…
— …и носить милицейскую форму, — закончил я фразу.
— Не исключается, — он на сей раз был не так категоричен.
У меня не имелось никакого желания затевать спор, хотя бы из-за отсутствия фактов. Собственная правота и отстаивается только при их наличии, а так все выльется в пустое словопрение, которое может дойти до взаимных обид.
— Ладно, Юрок, отдыхай и подходи теперь посерьезнее к знакомствам, и в квартиру никого не тащи, особенно поздним вечером, — сделал я наставление.
Он устремил на меня злой взгляд.
— Да не шучу, просто дельный совет, — и я подал ему на проща-ние руку.
Я крутился у телефона, как оса возле вазочки с вареньем, решительно брался за трубку и отдергивал руку. Сообщать радостное всегда приятно: положительные эмоции через край хлещут, словарный запас неиссякаем. Иное дело — горе. Не очень-то хочется им делиться…
Ее голос радушен и беззаботен:
— Да, я слушаю вас.
Эта простенькая, произнесенная с придыханием фраза раньше всегда отзывалась в моем сердце приятным волнением, выбивала его из ритма равнодушия. Если во мне имелся какой-то гадкий осадок, принесенный с работы, после этих слов он бесследно улетучивался. Наступало время благородных чувств и мыслей. Мы каждодневно разговаривали с Жанной по телефону, встречались намного реже. А то, первое наше свидание, стояло особняком, возможно, потому, что оно было первым и казалось сказочным, ведь в наших отношениях сияла первозданная чистота, сродни только что легшему на землю снегу. Тогда в беспросветности рутинных дел я выкроил свободное время и пригласил ее, как и обещал, в гости. Она не отказала.