Я умилялся ее движениям, ее речи. Мой вначале воровато-восхищенный взгляд стал, думаю, вполне мальчишеским и открыто выражал влюбленность. Я становился рабом ее красоты.
Быстро текли часы нашего общения. И когда она взволновалась по поводу позднего времени, я, не держа никакого умысла, предложил ей остаться. Она отказалась. Попытался уговорить, но в ее голосе послышались резкие нотки, и я осознал всю бесполезность своих попыток. Однако меня это нисколько не расстроило. Знающая себе цену женщина, не разменивающая себя при маломальском увлечении, — это тоже своего рода шарм, причем в наше время редкий. Тогда, в тот поздний час, я проводил ее до дома, до самой двери квартиры, за что был удостоен поцелуя в щеку и приглашения в гости в удобное для меня время. В ущерб работе я скоро отыскал это время, предупредил о визите и объявился перед ней с букетом цветов, отутюженный, пахнущий дорогим одеколоном, словно жених на смотринах. В волнующем ожидании свидания не предусмотрел только одного: подарка для ее дочери, почему-то наивно полагая, что ее не должно быть при нашей встрече.
Девочка оказалась общительной, подвижной и очень смышленой для своих неполных пяти лет. Она сама представилась мне: назвала имя «Инна» и при этом сделала легкий книксен. Инна стала моим гидом по квартире: показывала, рассказывала, а когда дошла очередь до игрушек, вдруг выдала: «Когда у нас будет папа, он купит мне большую говорящую куклу».
Наши с Жанной взгляды встретились, она виновато улыбнулась, потупила взор и заторопилась на кухню, оставив меня наедине с дочерью.
Тот вечер остался памятным еще одним событием. В поздний час, когда Инна уже спала, а я с сожалением был вынужден признать, что пора домой, мы оказались в тесноватой прихожей напротив друг друга. Сила взаимного тяготения привела нас к нежным объятиям. Поцелуй отдавал той упоительностью, когда все рисуется в розовом цвете, а впереди лишь вечность, полная возвышенных чувств и непреходящего счастья.
В последние дни нас связывал лишь телефон. Несколько минут общения протекали на волне влюбленности. Во мне постоянно жило, даже несмотря на служебные неудачи, ощущение безмерного счастья, будто стал баловнем судьбы и в жизни у меня все складывалось гладко. Я, заваленный, словно в каменоломне, делами, обломками версий, пытался вырваться на свободу и всеми правдами и неправдами стремился выкроить день для очередного свидания. Увы, на сей раз мой звонок не вызовет трепетных чувств.
Мой голос, видимо, соответствовал моему внутреннему состоянию. По крайней мере, в трубке послышалось обеспокоенное: