Ну, Лазарь, миленький, как же быть? Я невеста, и завтра меня будут поздравлять, хотелось бы выглядеть хорошо, а я не умею...
Так у тебя помолвка, что ли? Это интегесно! Давай тгяпки!
Локоны получились отменные и челка красивой волной. Первый раз в жизни я напудрилась для солидности — совершила преступление: как только Петька куда-то отвернулся, отсыпала зубного порошку в бумажку из... Комиссаровой коробки.
Все были дома: и Федоренко, и комиссар Белоусов, и Карпов.
Фу ты, какая финтифлюшка! — фыркнул Лешка и обошел вокруг меня. Он даже потрогал волосы пальцем. — Настоящие? А я думал, парик. — И вдруг захохотал: — Мишка! Да она рыжая, как лиса, твоя невеста! Откажись, пока не поздно, ведь рыжие все до одной ведьмы.
Сам ты рыжий, а я блондинка! Верно, товарищ комиссар?
Блондинка с рыжинкой, — подтвердил Белоусов. — Что он понимает? А зачем ты лицо мукой обсыпала?
Ну вот и вы ничего не понимаете в. женской красоте! Ведь это же я напудрилась! Зубного порошку у Комиссарова ординарца украла...
Пока остальные смеялись, Федоренко, улыбаясь, вытирал мне лицо носовым платком:
— Тебе совсем не надо пудриться.
Сговор, помолвку или что-то в этом роде праздновали в Кузином блиндаже. Кузя выставил праздничное угощение: кашу гречневую с тушенкой, грибы на сковородке, масло и печенье — весь свой дополнительный командирский паек, наверное, пожертвовал для такого случая.
Выпьем за здоровье жениха и невесты! — сказал комиссар Белоусов и чокнулся своей кружкой со мной и Федоренко. Карпов и Кузя закричали:
Горько! Горько!
Чего заревели? Что это вам, свадьба? — осадил их комиссар.
Будем мы ждать до свадьбы! — захохотал Кузя. — Горько!
Где-то очень близко ударил минометный залп. Кузя сказал:
— Гляди-ка! Салют в честь жениха и невесты.— С потолка прямо на стол посыпался песок.
Комиссар укоризненно покосился на Кузю:
Хоть бы палатку над столом догадался прибить! Тоже мне хозяин! Песок скрипит на зубах.
Я не замечаю, — буркнул Кузя.
Да ты и жареные гвозди съешь.
Выпили отдельно за жениха и отдельно за невесту, потом за родителей жениха, а когда очередь дошла до моих родителей, Федоренко встал:
—У моей невесты нет родителей. Я предлагаю тост за здоровье старшего батальонного комиссара Юртаева. Выпили и крикнули «ура». Молодец. Выпить за Александра Васильевича не грех.
Вместо сцены я использовала единственную Кузину табуретку. Боясь, что она перевернется, Федоренко всё время стоял рядом, но я чувствовала себя очень ловкой, почти невесомой и, отплясывая «Карамболину», так вертела воображаемым шлейфом, что даже самой было смешно. А потом мы с Кузей на пару «разделывали под орех» модную в нашей дивизии вологодскую «Махоню» с припевками. Кузя ревел, как дьякон с амвона, но я его перекричала и дробила, не жалея ни каблуков, ни собственных пяток. А мой партнер выдавал такие замысловатые коленца, что Грязнов от смеха путал лады баяна, а зрители держались за животы.