Гирин не сомневался, что разгадает все, но пока мерзкое двойное чувство — обмана и самозванства — не покидало его и мешало как следует отстаивать свои права. «Но отбросим это пока…» Гирин извлек из кармана потертое письмо — посмертную просьбу друга-скульптора, погибшего на фронте шестнадцать лет назад. Долго пришлось дожидаться и просьбе, и самому Гирину, но — военный хирург и начальник госпиталя — он не мог выбрать время.
Да вот эта улица, за стадионом «Динамо»! Гирин еще раз посмотрел на план, сделанный четкой рукой художника. Большой серый Дом художников на Масловке показался суровым. В мастерских нижнего этажа за пыльными большими окнами двигались люди. Гирин вошел в широкий подъезд и повернул от лестницы направо в коридор, загроможденный гипсовыми отливками статуй, бюстов, голов и вовсе бесформенными кусками гипса с торчащими из них проволоками ржавого каркаса. Они неприятно напоминали Гирину обломки гипсовых повязок, кучи которых накоплялись в углу двора его большого госпиталя. В темном коридоре Гирин подвигался ощупью, извлекая из кармана фонарик. Первая, вторая, третья дверь… здесь! Но на двери висел продетый в кольца замок. Пришлось постучаться напротив, туда, где слышался разговор.
Маленький человек в халате, донельзя замызганном гипсом, вопросительно улыбнулся.
— Не скажете ли, как попасть в мастерскую Пронина? — спросил Гирин.
Улыбка исчезла с лица маленького человека, а его собеседник — небритый человек в очках и черном поношенном пальто — нахмурился.
— Пронин, он, знаете ли…— забубнил он.
— Знаю все,— перебил Гирин,— мне надо найти его мастерскую.
— Мастерская его занята другим скульптором… мною,— ответил человек в пальто.
— И давно?
— С пятидесятого года. Уже одиннадцать лет!
— Но как же скульптуры Пронина?
— Что ж поделать, выставили в коридор. Думали, кто возьмет из родственников, а у него их нет… или не интересуются.
— Вы сами скульптор и так спокойно об этом говорите? Ведь это варварство!
— Э, бросьте, такими вещами полна жизнь. Куда деваться? Я сам, когда вернулся, то нашел свое… там! — художник показал в сторону двора, на котором громоздилось тоже немало обломков скульптур как памятник творческой борьбе и несбывшимся надеждам.
— Кстати,— продолжал он,— у Пронина почти ничего не было, только десяток небольших эскизов. Накануне войны он работал над единственной статуей…
— Да, да, где же она? — насторожился Гирин.
— Здесь.
— Как — здесь?
— Где же еще? Там вот, в конце коридора. Сохранилась, не отдали на дрова в войну…
— На дрова? — Даже выдержанный Гирин не мог скрыть возмущения.