1
Бывает, человек то ли уснул, то ли в обмороке, сердце бьется, грудь дышит, а не добудишься. Так и Аполка. Жила как во сне, а теперь и вовсе уснула и не просыпается.
Оставалась одна надежда — на столичных лекарей, но до Алати еще нужно было добраться. Миклош почти не сомневался, что толку от них не будет, теперь в Крионе скажут, что сын алатского господаря уморил агарийскую жену. Ничего хорошего в этом не было, да и Аполку было жаль. Виноватым Миклош себя не чувствовал, другой на его месте от опущенных глаз да вышивок давным-давно бы десяток подружек завел, а он терпел, оттого, видать, и снилась ему Барболка. Жаль, больше не снится, как отрезало.
Смотреть на живую Барболку было мучительно, но проститься с ней Миклош не мог. Вот и тянул с отъездом, пока не придумал, как цаплю с кречетом помирить, а заодно и отца успокоить. Надо оставить Лукача на попечение Пала и Барболы. Королю в горы не дотянуться, а спящую Аполку дядюшка Иоганн пускай забирает да лечит, если захочет. Миклош совсем было собрался идти к сакацкому господарю, и тут вбежал слуга. Господарка очнулась и зовет мужа. Миклош бросился в спальню.
В полумраке лицо жены казалось слепленным из снега, только глаза зеленели болотной травой. Агарийка еще никогда не была более красивой и менее желанной. Наоборот, Миклошу мучительно захотелось оказаться подальше от утонувшей в лисьих одеялах ослепительной красавицы.
— Увези меня отсюда, — Аполка рванулась навстречу мужу, огромные глаза заволоклись слезами, — я умру здесь! Меня убьют!
— Глупая, — Миклош мужественно поцеловал белую щеку, — кто тебя убьет? Пал и Барбола?
— Пал и Барбола нет, — затрясла головой Аполка, — я их люблю, они меня любят. Другие. Придут и убьют. Меня, тебя, Лукача, Миклоша…
Заговаривается, хотя чего тут удивляться. В здравом рассудке по ночам в горы не убегают.
— Зачем тебе два Миклоша? — Нужно погладить ее по волосам, но как же не хочется!
— У нас будет сын, — прошептала агарийка, — Миклош. Его Моника отдаст мармалюце…
— Горюшко ты мое! — простонал Мекчеи. От сердца отлегло, от беременных какой только дури не дождешься. — Давно знаешь?
— Нет, — Аполка вскочила в постели, глаза ее блестели, — Миклош, я тут чужая! Моего сына зарежут, чтоб своих не трогали.
— Ты роди сперва, — пошутил Миклош, — может, вообще девочка будет.
— Сын, — упрямо сжала губы жена, — он будет великим господарем. Если его не убьют… Моника меня ненавидит…
Моника? Миклош с трудом понял, о ком речь. Кажется, о стряпухе, у которой давешняя мармалюца утащила двоих внучек. Дернуло же его рассказать об этом Аполке! Наследник господаря вздохнул и погладил жену по голове. Это стало последней каплей, Аполка вцепилась в рубашку мужа и разрыдалась.