Мухи и комары садились на бумагу и мѣшали мнѣ; я дулъ, чтобы прогнать ихъ, дулъ все сильнѣе и сильнѣе, но все напрасно.
Маленькія животныя сопротивляются мнѣ, упираясь своими тоненькими ножками.
Ихъ никакъ нельзя согнать съ мѣста. Они цѣпляются за занятую ими какую-нибудь неровность на бумагѣ и остаются неподвижными до тѣхъ поръ, пока сами не найдутъ нужнымъ удалиться. На нѣкоторое время эти маленькія насѣкомыя заняли меня; я скрестилъ ноги и началъ наблюдать за ними. Но вотъ въ воздухѣ раздались изъ парка нѣсколько высокихъ нотъ кларнета. Они дали моимъ мыслямъ другое направленіе. Недовольный невозможностью кончить свою статью я сунулъ бумаги опять въ карманъ и откинулся назадъ. Въ эту минуту моя голова такъ ясна, что я могу, не утомляясь, думать о самыхъ тонкихъ матеріяхъ. Сохраняя это положеніе и скользя взглядомъ вдоль груди и ногъ, я вижу подергивающее движеніе, которое дѣлаетъ моя нога, при каждомъ пульсированіи. Я немного приподнимаюсь и смотрю на свои ноги, и въ эту минуту на меня находитъ фантастическое, странное настроеніе, котораго я никогда раньше не испытывалъ. По моимъ нервамъ проходитъ тихій, страшный ударъ, похожій на ощущеніе холоднаго свѣта. Увидѣвъ свои башмаки, мнѣ показалось, что я нашелъ въ нихъ стараго друга, часть самого себя. Чувство стараго знакомства заставляетъ меня дрожать, слезы выступаютъ на моихъ глазахъ, и мнѣ кажется, что мои башмаки шепчутъ что-то тихо, лаская мой слухъ.
— Слабость! — сказалъ я твердо, сжалъ кулаки и еще разъ повторилъ:- Слабость! — я вышучиваю свое чувство, твержу, что я строю изъ себя дурака, говорю самъ съ собой строго и разумно и крѣпко зажмуриваю глаза, чтобы удержать слезы. Я начинаю изучать свои башмаки, какъ-будто никогда раньше я ихъ не видалъ; ихъ мимику, когда я двигалъ ногой, ихъ форму, ихъ стертую кожу; и при этомъ я дѣлаю открытіе, что выраженіе и физіономію, имъ придаютъ складки и бѣлые швы; часть моей личности перешла въ эти сапоги. Они дѣйствовали на меня, какъ дыханіе на мое собственное я, какъ живая часть меня самого.
Я долго разбирался въ этихъ чувствахъ, почти часъ. Тѣмъ временемъ маленькій старый человѣчекъ занялъ другой конецъ моей скамейки; усѣвшись, онъ началъ кашлять отъ ходьбы и повторялъ:- Да, да, да, да, да, да, да, да, да, дѣйствительно.
При звукѣ этого голоса какой-то ураганъ пронесся у меня въ головѣ; я предоставилъ башмакамъ быть башмаками. и мнѣ казалось, что это смутное настроеніе духа, добычей котораго я сейчасъ былъ, пришло изъ давно прошедшихъ временъ, можетъ-быть годъ или два тому назадъ, и начало уже понемножку потухать въ моемъ сознаніи. Я принялся разглядывать старика.