— Покойной ночи, — сказалъ я.
— Подождите, на васъ золотые очки?
— Нѣтъ.
— Тогда убирайтесь къ чорту!
Я ушелъ.
Но вскорѣ послѣ этого она прибѣжала назадъ и позвала меня.
— Вы можете тѣмъ не менѣе сопровождать меня.
Я былъ пристыженъ этимъ предложеніемъ бѣдной уличной дѣвки и отказался. Теперь черезчуръ поздно, мнѣ нужно сдѣлать еще одинъ визитъ, и потомъ она не должна приносить такой жертвы.
— Нѣтъ, я хочу, чтобы вы пошли со мной!
— Но я не могу итти при такихъ условіяхъ.
— Вы, вѣроятно, идете къ другой?
— Нѣтъ.
Мнѣ казалось, что я стою въ жалкомъ видѣ передъ этой странной дѣвушкой, и я рѣшился спасти, по крайней мѣрѣ, хоть внѣшность.
— Какъ васъ зовутъ? — спросилъ я.
— Марія…
— Вотъ вы послушайте, Марія. — И я началъ разсказывать ей всѣ свои дѣла. Дѣвушка приходила все въ большее удивленіе. — Неужели она считаетъ меня за одного изъ тѣхъ, кто шляется по ночамъ и подстерегаетъ молодыхъ дѣвушекъ? Чѣмъ заслужилъ я такую несправедливость? Развѣ я сказалъ что-нибудь неблагоразумное? Развѣ ведутъ себя такъ, когда имѣешь въ виду что-нибудь нехорошее? Короче говоря, я заговорилъ съ ней и прошелся нѣсколько шаговъ, чтобы видѣть, какъ далеко это зайдетъ. Зовутъ меня пасторъ такой-то! Покойной ночи. Иди и не грѣши!
И я ушелъ.
Въ восхищеніи отъ своей счастливой мысли я потиралъ руки и громко разговаривалъ съ собою.
Что за восторгъ — сдѣлать мимоходомъ доброе дѣло! Быть-можетъ, я подалъ этому падшему созданью руку въ самый критическій моментъ ея жизни. Я спасъ ее отъ погибели на вѣчныя времена. Она убѣдится въ томъ, когда одумается. И даже на смертномъ одрѣ съ благодарностью вспомнитъ обо мнѣ… Нѣтъ, еще стоитъ быть честнымъ и порядочнымъ человѣкомъ!
Я сіялъ и чувствовалъ себя свѣжимъ и бодрымъ. — Если бъ у меня была только свѣча, статья моя была бы окончена! — напѣвая и насвистывая, съ своимъ новымъ ключомъ въ рукѣ, я шелъ и думалъ о способѣ, какъ бы мнѣ раздобыть свѣчу. Ничего не остается другого, какъ вынести свои бумаги на улицу и писать у газоваго фонаря. Я отворилъ дверь и поднялся.
Спустившись обратно, я закрылъ снаружи дверь и всталъ подъ фонаремъ. Вездѣ тишина… Только изъ переулка доносятся тяжелые шаги городового, да гдѣ-то около Гансгаугена лаетъ собака. Мнѣ ничего не мѣшаетъ, я подымаю воротникъ пиджака и задумываюсь.
Будетъ отлично, если мнѣ поcчастливится присочинить конецъ къ этой статьѣ. Я какъ-разъ дошелъ до очень труднаго мѣста, гдѣ долженъ быть переходъ къ чему-то новому; затѣмъ громкій, стремительный финалъ, замираніе успокоившейся мысли и въ концѣ — новая мысль, неожиданная и потрясающая, какъ выстрѣлъ или грохотъ падающей лавины. И точка.