Но слова какъ-то не клеились. Я просмотрѣлъ все съ начала до конца, перечиталъ каждую фразу и все-таки никакъ не могъ собрать свои мысли для громкаго конца. Къ тому же, пока я все это обдумывалъ, неподалеку отъ меня всталъ городовой и испортилъ мнѣ все мое настроеніе. Какое ему дѣло до тоги, что я какъ-разъ дошелъ до самаго главнаго пункта превосходной статьи для командора?
Боже мой, это было немыслимо держаться на одной водѣ, какъ я ни старался! Я простоялъ по крайней мѣрѣ часъ около фонаря, городовой расхаживалъ передо мной взадъ и впередъ; было черезчуръ холодно, чтобы стоятъ на одномъ мѣстѣ. Окончательно упавъ духомъ послѣ этой неудачной попытки, я снова открылъ дверь и направился въ свою комнату.
Тутъ наверху было такъ холодно и, благодаря густой темнотѣ, съ трудомъ можно было различитъ окно. Ощупью я добрался до постели, снялъ сапоги и сталъ отогрѣвать ноги руками; затѣмъ я легъ совсѣмъ одѣтый, по обыкновенію.
Какъ только разсвѣло, я усѣлся на кровати и сталъ продолжать свою статью. Въ такомъ положеніи я просидѣлъ до полудня, но могъ написать всего 10–20 строкъ. До конца все еще было далеко.
Я всталъ, одѣлъ сапоги и побѣгалъ по комнатѣ, чтобъ согрѣться. Окна заиндевѣли. Я выглянулъ въ окно — шелъ снѣгъ, густой слой его лежалъ на камняхъ и на водопроводѣ на дворѣ.
Я бродилъ по комнатѣ, царапалъ ногтями стѣну, стучалъ указательнымъ пальцемъ по половицамъ и прислушивался внимательно — безъ опредѣленнаго намѣренія, но съ важнымъ и сосредоточеннымъ видомъ, какъ-будто мнѣ предстоитъ совершить очень значительное дѣло. По временамъ я говорилъ громко и безпрерывно, такъ что самъ слышалъ: «Боже праведный, да вѣдь это сумасшествіе!» Но затѣмъ я продолжалъ все тѣ же нелѣпыя дѣйствія. Нѣкоторое время спустя, можетъ-быть по истеченіи нѣсколькихъ часовъ, я овладѣлъ собой, закусилъ губы и собрался съ духомъ, насколько могъ. Этому долженъ быть конецъ; я отыскалъ себѣ стружку для жеванія и съ рѣшительностью принялся за писаніе.
Съ величайшими усиліями вывелъ еще два короткихъ предложенія, двадцать жалкихъ, вымученныхъ словъ, но дальше не могъ продолжать. Все было кончено, голова моя была пуста; и я не могъ, абсолютно не могъ работать дальше и таращилъ глаза на неоконченную страницу, на странныя дрожащія буквы, копошившіяся подобно крохотнымъ насѣкомымъ; въ концѣ-концовъ я ничего не понималъ, ничего не соображалъ.
Время шло. До меня доносился шумъ со двора, топотъ лошадей; въ конюшнѣ слышался голосъ Іенса Олафа, кричащаго на лошадей. Я былъ совершенно истомленъ и только по временамъ чмокалъ губами; я ничего не могъ дѣлать; что-то ужасно давило грудь.