Сюда притекали на молитву парсы изъ Индіи и гебры изъ Персіи. Для этихъ благочестивыхъ людей Митра былъ попрежнему богомъ всѣхъ боговъ, вѣчнымъ, какъ солнце и какъ вѣчный огонь. Гдѣ же были еще люди, обладавшіе подобнымъ святымъ мѣстомъ? Магометане имѣли только одну Медину, а въ Мединѣ только одну гробницу; здѣсь же былъ живой огонь, нѣчто вродѣ солнца на землѣ, - Божество. Уже издалека, при первомъ взглядѣ на бѣлыя стѣны храма, бросались паломники на землю, объятые благоговѣніемъ, и смиренно приближались со многими колѣнопреклоненіями къ храму. Бѣдны и убоги стали эти люди, магометане стали господами надъ ихъ народомъ и оттѣснили ихъ самихъ въ самый уголокъ ихъ страны; но въ сердцахъ ихъ жило могучее утѣшеніе, что они, и никто другой, хранятъ истинную и правильную вѣру въ Божество. Магометанскіе халифы и персидскіе шахи жестоко преслѣдовали ихъ въ пути къ своему бѣлому храму; но вѣра ихъ была такъ велика, что они скорѣе рѣшались облечься въ нечистое одѣяніе магометанъ и путешествовать переодѣтыми, чѣмъ пожертвовать опаснымъ путешествіемъ въ Баку.
Когда же они подходили къ храму, то кругомъ этого благословеннаго дома были маленькія кельи и жилища, въ которыхъ они могли поселиться. Въ каждой кельѣ горѣлъ маленькій свѣтильникъ изъ нефти, маленькое, никогда не угасавшее солнце. Здѣсь-то лежали гебры и парсы ницъ на землѣ, и были словно оторваны отъ міра.
Тогда-то явилась на ихъ святое мѣсто Америка и заревѣла. Однажды, когда паломники пришли вновь, они наткнулись вплоть у самаго своего святилища на керосиновую фабрику. Всѣ маленькія солнца въ кельяхъ угасли, всѣ струи газа были отведены на фабрику.
Тогда гебры и парсы постепенно стали покидать это мѣсто. Разбитые, ушли они обратно въ свой уголокъ въ странѣ. Ихъ святилище близъ Баку обратилось теперь для нихъ въ легенду. Но живой огонь все же будетъ священенъ для нихъ, пока послѣдній изъ вѣрующихъ въ него не умретъ.
Мы никакъ не можемъ получить денегъ по своему аккредитиву, тому французскому документу, на которомъ значится благословенная Богомъ крупная сумма. Даже филіальное отдѣленіе нашего Тифлисскаго банка въ Баку, которое никогда раньше не видывало подобной бумаги, не осмѣлилось уплатить намъ по ней деньги, а отослало насъ обратно въ Тифлисъ.
Такимъ образомъ, намъ ничего болѣе не остается, какъ снова отправиться въ Тифлисъ.
Но деньги нужны намъ были теперь же, счетъ въ гостиницѣ требовалъ уплаты, да кромѣ того хотѣлось кое-что купить въ городѣ. По совѣту инженера обратился я къ довѣренному нобелевской фирмы, который былъ, помимо этого, и шведско-норвежскимъ консуломъ въ Баку, и попросилъ у него взаймы сто рублей. Деньги получилъ я по первому слову, и съ меня даже не захотѣли взять расписки. Господинъ Хагелинъ — свѣтскій, любезный человѣкъ, который далъ намъ кромѣ того рекомендательное письмо къ одному видному лицу въ Тифлисѣ. Во всемъ его существѣ не было ничего поспѣшнаго; онъ далъ себѣ срокъ выслушать мое маленькое объясненіе, что я нуждаюсь въ деньгахъ и вышлю ему ихъ въ Тифлиса. Хорошо, сказалъ онъ, и вынулъ ассигнаціи изъ своего стола. Я хотѣлъ показать ему свой аккредитивъ, но онъ заявилъ, что этого не нужно, и только когда я развернулъ передъ его глазами бумагу, бросилъ онъ на нее мимолетный взглядъ. Не отрицаю, что я испытывалъ весьма пріятное чувство, видя, что ко мнѣ относятся съ полнымъ довѣріемъ, вмѣсто того, чтобы сразу освѣдомиться объ аккредитивѣ. И все-таки мнѣ и въ голову не пришло, хоть на мгновеніе усомниться, что я нахожусь лицомъ къ лицу съ крупнымъ дѣльцомъ. Взоръ, брошенный имъ на бумагу, попалъ какъ разъ на приведенную въ ней сумму, punctum salieus.