— Вино запрещено — оттого, отвѣчала та. — Трезвые люди, никто не нализавшись. Вѣдь у насъ отчего лѣзутъ, напираютъ, давятъ другъ друга, толкаются? Отъ того, что какъ какой-нибудь праздникъ, какъ какая-нибудь церемонія — сейчасъ съ ранняго утра нальютъ себѣ глаза.
— И полиціи-то вѣдь не особенно много видно. Кой-гдѣ только… продолжалъ удивляться Николай Ивановичъ.
— Ну, Какъ-же… Вотъ полицейскій стоитъ, а вотъ опять.
— Да что-же это, матушка, значитъ! Пустяки.
— Говорю тебѣ, что трезвые люди. По ихъ закону вино и водка имъ запрещены — вотъ и порядокъ, повторила Глафира Семеновна. — Опять-же можетъ быть и боятся уже очень полиціи. А вѣдь у насъ народъ нахальный…
— Да чего тутъ бояться-то? Я даже не вижу, чтобы кого-нибудь, что называется, честью просили. Полицейскіе стоятъ и даже руками не машутъ, а не то, чтобы что нибудь… продолжалъ удивляться Николай Ивановичъ и спросилъ проводника:- Скоро пріѣдемъ?
— Вонъ мечеть виднѣется.
Дѣйствительно, вдали высилась бѣлая мечеть съ тонкой изящной лѣпной отдѣлкой, кажущаяся издали какъ-бы убранная вся кружевомъ. На тонкомъ высокомъ минаретѣ виднѣлась черная точка имама, бродившаго по балкону. Войска пошли уже вплоть шпалерой. Стояла конница. Военныя формы были самыя разнообразныя, напоминающія и нашу русскую, и прусскую, и французскую. Экипажи начали останавливаться. Нюренбергъ вынулъ пропускной билетъ и сталъ помахивать имъ на козлахъ, вслѣдствіе этого экипажъ супруговъ Ивановыхъ пропустили дальше. Здѣсь уже не было тѣсно. Экипажъ помчался мимо рядовъ войскъ. Ихъ обгоняли коляски съ сановниками въ фескахъ и въ залитыхъ золотомъ мундирахъ. Сами супруги обогнали карету съ сидѣвшей внутри турецкой дамой въ модной шляпкѣ съ цвѣтами, въ пенснэ и съ закутанною вуалью нижней частью лица. Экипажъ дамы былъ великолѣпный, съ иголочки, на козлахъ молодцоватый кучеръ въ англійской кучерской ливреѣ и желтыхъ перчаткахъ, но въ фескѣ. Рядомъ съ кучеромъ евнухъ. Нюренбергъ обернулся къ супругамъ Ивановымъ и тихо произнесъ:
— Это мадамъ супруга султанскаго шамбелена…
И онъ назвалъ имя сановника.
— Почему вы ее узнали? Вѣдь у ней лицо закрыто, сказала Глафира Семеновна.
— Я? Я по кучеру и по ея лакею знаю, отвѣчалъ Нюренбергъ.
Экипажъ подъѣхалъ къ мечети и прослѣдовалъ къ довольно скромному двухъ-этажному дому, находящемуся противъ мечети, окна котораго сплошь были открыты и въ нихъ виднѣлись мужчины и нарядно одѣтыя дамы. Коляска остановилась.
— Пожалуйте, пріѣхали…. Сходить надо. Вотъ изъ оконъ этого дома вы будете смотрѣть на церемонію, проговорилъ проводникъ, соскакивая съ козелъ, и сталъ помогать Глафирѣ Семеновнѣ выходить изъ экипажа.