— Самымъ обыкновеннымъ человѣкомъ оказывается, подхватилъ Николай Ивановичъ. — И мнѣ онъ казался совсѣмъ иначе… хотя и не въ парчевомъ халатѣ. Я думалъ его увидать въ мундирѣ, залитомъ золотомъ, а онъ въ простомъ, черномъ, длинномъ военномъ сюртукѣ и въ простой фескѣ. И никакихъ орденовъ… Даже безъ, эполетъ, кажется. Это для меня совсѣмъ удивительно. И все это просто… Подъѣхалъ къ мечети и вошелъ въ нее.
— Да, да… Да и пашей-то этихъ я себѣ иначе представляла, продолжала Глафира Семеновна признаваться мужу.
— Въ чалмахъ и съ трубками, какъ на вывѣскахъ табачныхъ лавочекъ у насъ?
— Ну, нѣтъ, безъ трубокъ. Какія-же трубки при султанѣ! А я думала, что всѣ они упадутъ передъ султаномъ внизъ лицомъ и будутъ лежать, пока онъ проѣдетъ. Я даже столько разъ читала, что это такъ бываетъ на Востокѣ… А это совсѣмъ Европа. А что онъ не старикъ, такъ этаго я и представить себѣ не могла. И вдругъ оказывается, что онъ брюнетъ, съ небольшой бородой, и мужчина лѣтъ сорока.
— Шатенъ, по моему, а не брюнетъ, и даже какъ будто съ рыжеватостью.
— Ахъ, оставь, пожалуйста! Настоящій брюнетъ. Я хорошо видѣла.
— Ну, будь по твоему. Мнѣ все равно. Брюнетъ, такъ брюнетъ. А только лицо у него больное, не свѣжее, истомленное.
— Вотъ это есть… Это дѣйствительно. И держитъ онъ себя не прямо, а какъ-то сгорбившись.
Въ это время прислуга начала разносить на подносахъ чай и кофе присутствующимъ.
Лакеи въ черныхъ сюртукахъ, застегнутыхъ на всѣ пуговицы, въ фескахъ, въ бѣлыхъ галстухахъ и бѣлыхъ перчаткахъ подходили съ подносами и кланялись, бормоча что-то по-турецки.
— Батюшки! Да здѣсь даже съ угощеніемъ… удивленно сказала Глафира Семеновна и спросила мужа:- Пить или не пить?
— Ты какъ хочешь, а я выпью и чаю, и кофею… Султанское угощеніе, да чтобъ не выпить! Всего выпью и съѣмъ, и потомъ хвастаться буду, что у султана угощался. — Послушайте, Афанасій Ивановичъ… Это отъ султана чай и кофей? спросилъ Нюренберга Николай Ивановичъ.
— Все, все придворное… отвѣчалъ тотъ. — Вотъ потомъ можете прохладительное питье пить, варенье кушать. Фрукты еще подадутъ, прибавилъ онъ.
— Всего съѣмъ. Пей, Глафира Семеновна. Потомъ разсказывать будешь, что вотъ такъ и такъ… Штука-ли! У султана чай пьемъ! Взяла кофею? Вотъ и отлично. А я сначала чашку чаю возьму.
Онъ взялъ съ подноса чашку чаю и сказалъ лакею по-турецки и по-русски:
— Шюкюръ. Спасибо.
Послѣ чаю и кофе присутствующихъ начали обносить фруктами. Въ двухъ большихъ вазахъ были красиво уложены крупные іерусалимскіе апельсины, мандарины, груши-дюшесъ и яблоки.
— Боже мой, да мы совсѣмъ въ гостяхъ у султана! Намъ даже и врать не придется, если мы будемъ разсказывать въ Петербургѣ, что пользовались гостепріимствомъ султана, сказала Глафира Семеновна мужу, взявъ апельсинъ и очищая его отъ кожи. — Одно только, что не во дворцѣ онъ насъ принимаетъ.