— Пятнадцать, отвѣчалъ тотъ.
— Фю-фю фю! — просвистѣлъ армянинъ. — Мы тыбѣ, дюша моя, за пять франки хорошую комнату найдемъ.
— Но зато это будетъ не лучшаго отель, а caмаго простаго турецкаго хане… — вставилъ Нюренбергъ.
— А что-жъ изъ этого? Было-бы чисто да мягко и чтобы мнѣ этихъ поганыхъ мордъ лакейскихъ во фракахъ не видѣть. Словно актеры какіе, князей разыгрывающіе. Да и постояльцы-то всѣ во фракахъ. А мы любилъ по просту, по домашнему… Намъ хоть турецкая, хоть персидская гостинница, но была-бы постель почище.
— Да у насъ даже и свое постельное бѣлье. и подушки, и пледы вмѣсто одѣялъ есть, если ужъ на то пошло, — проговорила Глафира Семеновна.
Армянинъ стоялъ въ раздумьи и чесалъ затылокъ.
— Хочешь, дюша моя, я тебя у себя за пять франки, самая лучшая комната уступать буду? — произнесъ онъ, наконецъ.
— У васъ въ квартирѣ? — быстро спросила Глафира Семеновна.
— Да, у насъ въ квартырѣ, барыня. — Здѣсь на верху, надъ лавкомъ. Ходы на насъ посмотрѣть комната, Николай Иванычъ, ходы на насъ, барыня, дюша моя…
И армянинъ потащилъ супруговъ къ себѣ въ квартиру, находившуюся надъ лавкой. Нюренбергъ шелъ сзади, пожималъ плечами и увѣрялъ, что для такого именитаго господина въ простой квартирѣ останавливаться неудобно, потому что нѣтъ ни прислуги настоящей, ни ресторана.
— Пшитъ! — крикнулъ на него армянинъ, сдвинувъ брови и строго выпуча глаза — Чего ты кричишь? Чего, какъ собака, лаешь! Бакшишъ тебѣ надо? Я дамъ тебѣ бакшишъ. А вамъ, барыня, дюша моя, я дамъ сынъ для прислуга, дочка для прислуга и самъ Карапетъ Абрамьянцъ будетъ прислуга. Николай Иванычъ лубитъ самоваръ? Будетъ и самоваръ.
— Даже и съ самоваромъ? — улыбнулся Николай Ивановичъ. — А гдѣ возьмешь его?
— У сосѣда-кафеджи возьму, эфендимъ.
Комната армянина была относительно чистая.
Стояла большая софа по стѣнѣ, на полу лежали два нарядные ковра, нѣсколько вѣнскихъ буковыхъ стульевъ…
— Для барыня ваша, эфендимъ, тоже софа поставимъ, — сказалъ армянинъ. — Кровать у меня нѣтъ, а софа, сколько хочешь, есть.
Супругамъ комната понравилась, а Глафира Семеновна даже промолвила:
— Да на софахъ-то даже еще лучше спать. Я люблю.
— Еще бы. И будетъ это совсѣмъ по-турецки, — прибавилъ супругъ. — А то пріѣхали въ Турцію и живемъ въ какой-то Англіи, гдѣ все англійскія морды во фракахъ. — Согласна, Глаша, сюда переѣхать?
— Да отчего-же?.. Съ удовольствіемъ… Попроще-то, право, лучше.
— Ну, такъ и останемся.
Нюренбергъ сдѣлалъ кислое лицо, а армянинъ взялъ правую руку Николая Ивановича, сказавъ:
— Добраго дѣло будетъ! Жыви! Спи! Кушай! Шашлыкъ, бифштексъ хочешь — самый лучшій, первый мясо изъ лавки дамъ, и дочка моя сейчасъ все сдѣлаетъ.