Ахъ, Василій Кузьмичъ, какъ жалѣю я, друже, что ты не между нами!
А за симъ письмомъ прощай! Кланяйся женѣ.
Извѣстный тебѣ твой благопріятель Н. Ивановъ».
Написавъ это письмо, Николай Ивановичъ сталъ его запечатывать, улыбнулся и пробормоталъ себѣ подъ носъ:
— Пускай читаетъ у себя въ рынкѣ сосѣдямъ. То то заговорятъ!
Надписавъ адресъ, онъ зѣвнулъ и сталъ раздѣваться, чтобъ ложиться спать.
Глафира Семеновна уже спала крѣпкимъ сномъ,
Утро. Свѣтитъ въ отворенныя окна яркое весеннее солнце; и супруги Ивановы опять сидятъ передъ самоваромъ за утреннимъ чаемъ. Въ открытыя окна съ улицы доносятся жалобные выкрики турецкихъ разнощиковъ, продающихъ вареную фасоль, кукурузу, хлѣбъ. апельсины. Кричитъ раздирающимъ уши крикомъ заупрямившійся вьючный оселъ внизу около хозяйской лавки. Дочь Карапета Тамара прибираетъ комнату. Николай Ивановичъ смотритъ въ книгу «Переводчикъ съ русскаго языка на турецкій» и практикуется съ ней въ турецкомъ разговорѣ.
— Тамара! Слушайте! Экуте! — говоритъ онъ.
Дѣвушка вскидываетъ на него свои прелестные черные глаза и краснѣетъ. Николай Ивановичъ заглядываетъ въ книжку и произноситъ:
— Босфоръ вапоръ не вакытъ гидеръ? (То есть: когда отходитъ пароходъ по Босфору?)
Дѣвушка даетъ какой-то отвѣтъ. Николай Ивановичъ не понимаетъ его и опять спрашиваетъ:
— Постахане кангы соканда дыръ? (То есть: гдѣ здѣсь почта)?
Опять отвѣтъ по-турецки, который онъ не понимаетъ.
— Да брось ты! останавливаетъ его Глафира Семеновна. — Вѣдь чтобы она ни отвѣтила, ты все равно ничего не понимаешь.
— Постой, я ей закажу обѣдъ. Барышня! Мамзель Тамара! Обѣдъ на сегодня… Ойле емейи… Первое… Супъ… Сорба…
Дѣвушка кивнула головой.
— Не стану я ихняго супа ѣсть, — проговорила Глафира Семеновна. — Пусть жаритъ, по вчерашнему, бифштексъ
— А курицу съ рисомъ будешь ѣсть? — спросилъ мужъ.
— Ну, вареную курицу, пожалуй…
— На второе… Икинджи… — загнулъ Николай Ивановичъ два пальца и прибавилъ:- На второе курица — таукъ… вареная… Постой, какъ варить-то по-турецки? Циширмекъ. Съ рисомъ… Гдѣ тутъ рисъ? — перелисталъ онъ. — Вотъ рисъ… Пиринджъ… Итакъ: съ пиринджъ… На третье… Угюнджю…
— Да лучше-же мы закажемъ ея отцу обѣдъ, а онъ ей переведетъ, — опять остановила мужа Глафира Семеновна. — Вѣдь она все равно ничего не понимаетъ.
— Вздоръ. Все понимаетъ. Видишь, смѣется!
Стукъ въ дверь. Вошелъ Нюренбергъ.
— А! Гдѣ это вы пропадали? — воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Что-жъ вы вчера-то?.. Принесли счетъ? Намъ нужно посчитаться.
— Я, эфендимъ, былъ вчера, но вы такого сладкаго сонъ спали… — началъ Нюренбергъ.