Все. Больше ничто не стояло между мной и «Незапертой Дверью», как я за неимением названия, окрестила этот пухленький покет-бук. Строго-настрого наказав Ракушке не крутиться у плиты с кастрюлей кипятка, я забралась с ногами в кресло и с трепетом взяла книгу, отыскав момент, на котором мое чтение прервал Пешка. Или же явившийся из глубины зеркала зловещий образ Игоря Яковлевича — ныне Печкина?
И снова я была частицей иной вселенной! Ветром в пепельно-русых волосах странствующего рыцаря, его думами о другой, которую он не мог забыть. Да, она обрекла его на мучения, но я была в объятьях их воспоминаний — его страстью, ее стоном, дрожью влажных ресниц, оборванным вздохом. Я заигрывала с ним, ревновала, предавала и наслаждалась такими теплыми, солеными слезами его безликой, безнадежно влюбленной спутницы. И снова мои пряди подлетали, когда рыцарь несся на своем вороном коне, чувствовала удары копья в его щит. Мне в лицо летели брызги ихора побежденных его отвагой и мечом чудовищ. Я была вином, пьянящим души, горела пламенем свечей в темном коридоре, и я же была тьмой, борющейся со светом. Мне показалось, что я больше не дышу. Смутно понимаю, что сижу сейчас в кресле и в то же время осознаю, что меня там нет. И вот я нехотя возвращаюсь в себя, начинаю различать поверхность строк, буквы, знаки препинания, которые были только что движением, эмоциями, возгласами.
Всем тем, чем мне удалось побывать.
Я подняла голову и увидела сидящую напротив Ракушку. Она смотрела на меня с настороженностью, удивлением и робостью.
— Что с тобой, тетя Надя? — делая вид, что занята Пешкой, спросила она.
— А что со мной? — отозвалась я не своим голосом и спешно прокашлялась.
— Ты быа какая-то стэанная. Не шевеиа гэазами и стонаа.
— Стонала? — поперхнулась я и положила раскрытую книжку на столик, чувствуя, что начинаю краснеть. — А, так это у меня спина затекла. Я шевельнуться не могла от боли.
— Да? А почему ты тогда не мохщилась? И уыбаась, пока стонаа? Почти как Веэка, когда мама ей массаж деает. Или как моя подружка, когда ест морожено.
— Еб…! Пэ, рэ, сэ, тэ… — спохватилась я, глянув на часы. Начало пятого. — Ракушка! Я же тебя обедом не накормила! Что ж ты мне не напомнила? Твоя тетя меня придушит.
— Не бойся, тетя Надя! Я тебя зваа, зваа, а ты меня не сыышаа. Сказаа тока, чтобы я борщ поставиа гьется, а ты скоро пьедешь.
— Я так и сказала?
— Да. Ты что, забыа? Я не хотеа борщ. Я ела хэопья с мооком. Веэка пьинесла.
— Молоко холодное было? — убитым голосом спросила я, подумав, что Верка меня повесит, если Ракушка снова сляжет с ангиной.