— Ложись.
Гарри улегся и собрался откинуть покрывало, только Снейп уже устроился с ним рядом, придавив одеяло. У Гарри чуть было не сорвался с языка протестующий возглас, но он вовремя сдержался, опасаясь дать Снейпу лишний повод передумать.
И когда пальцы Снейпа вплелись в его волосы, когда теплые, мягкие губы коснулись его губ, Гарри не смог сдержать дрожь. Снейп, как и тогда, не торопился, и Гарри легко сдался на милость победителя, погрузившись в тот смутный эротический туман, который захватил его в прошлый раз, и член его, до поры спокойно дремавший в мягкой фланелевой темнице, начал оживать. Гарри извивался под придавившим его одеялом — ему было жарко, очень жарко, но этот жар только усмирял его, подчинял ритму поцелуев, и вздохов, и трепета, и заставлял желать, чтобы это никогда не закончилось.
Волна страсти накатила на него, когда он ощутил руку Снейпа под одеялом, ласкающую его живот, медленно спускающуюся вниз, но он все же нашел в себе силы слегка отстраниться, прикусил губу и постарался не задыхаться. Рука Снейпа тут же замерла.
— Нет? — спросил Снейп, и его бледные щеки слегка порозовели.
— Да! — прошипел Гарри, выгибаясь навстречу и пытаясь подобрать нужные слова. — Только… это… все время вы…
Снейп поднял бровь.
— Вот как? И кто же вам еще требуется?
— Я тоже хочу… что-нибудь сделать, — тихо ответил Гарри, чувствуя, как запылали у него щеки.
— Нет, — сказал Снейп и начал отодвигаться.
Гарри вытянул руку, которая не была придавлена одеялом, и снова обхватил Снейпа за шею.
— Не уходи, — попросил он, — не останавливайся, я не буду… я ничего не буду делать.
Он притянул Снейпа к себе и поцеловал, а потом уронил руку на подушку.
Но похоже, Снейп не собирался так легко прощать ему этот маленький бунт. Он ответил на поцелуй и углубил его, но теперь его движения были еще медленнее. Неторопливые, размеренные, растянутые — если бы речь шла о боли, а не об удовольствии, Гарри смело мог бы назвать Снейпа самым безжалостным из людей. Снейп заставлял его ждать, распаляя его желание до тех пор, пока Гарри не показалось, что он сходит с ума. Когда рука Снейпа наконец снова скользнула под одеяло, профессор ограничился тем, что прошелся большим пальцем по болезненно напряженным соскам Гарри. Даже через пижаму ощущения были потрясающими — недостаточными и в то же время чрезмерными, и Гарри отчаянно извивался, вцепившись свободной рукой в подушку, чтобы не… не… натворить ничего, что заставило бы Снейпа снова остановиться.
Наконец, не в силах больше сдерживаться, Гарри высвободил руку из-под одеяла и с колотящимся сердцем, удивляясь собственной дерзости, взял Снейпа за руку и потянул вниз, под резинку пижамных штанов, туда, где он больше всего в этом нуждался. Он услышал, как у Снейпа перехватило дыхание, но сопротивления не было, только язык Снейпа стал настойчивее, и горячие пальцы сомкнулись вокруг него. Гарри чуть не всхлипнул от облегчения, но, как оказалось, преждевременно, потому что рука Снейпа просто осталась там, удерживая его крепко, но мягко — это было хорошо, но совсем не то, в чем он нуждался.