Промучившись минут пятнадцать, она устала так, словно мешки перетаскивала. Руки дрожали, голова жутко болела. Посмотрев на мужа, сказала:
— Не получается... Сильное сопротивление.
— Так ослабь, — огрызнулся он. — Не знаешь, как, что ли?!
Она, конечно, знала, но при Барти не хотелось бы. Оглянулась — Барти стоял, закусив губу, казалось, что он сейчас расплачется. Алиса неотрывно наблюдала за ней широко открытыми глазами.
Руди отпустил Фрэнка и отошел, чтобы его самого не задело заклятием.
Барти, видимо, понял, что сейчас будет, потому что неуверенно спросил:
— Я пойду?..
Но не успел сделать и шага, как Руди перехватил его за руку.
— Нет уж. Раз ты так чудесно и вовремя вмешался, теперь будь любезен, досмотри до конца. И не дергайся, а то я тебе руку сломаю.
Нашел время заниматься воспитанием.
"Какой бред, — подумала Белла, чувствуя, как в ней закипает злость, — какой-то дикий сон. А ведь так хорошо все шло...".
Она выпрямилась, поморщилась от сильной головной боли и, поднимая палочку, сказала:
— Crucio.
И принялась считать, про себя прикидывая, остановиться для начала на тридцати секундах или довести до сорока пяти:
— Раз. Два. Три...
***
— Стоп, стоп, стоп, — вдруг остановил ее Муди. До этого момента он слушал внимательно, не перебивая, а тут вдруг резко подался вперед над пустым столом.
— Почему ты стала считать?
— А как? — ответила она удивленно. — Если Crucio применяется в целях допроса, то всегда считают. Начинают — для взрослых — с пятнадцати или тридцати секунд, потом сорок пять, потом минута, потом — по песочным часам — полторы или две. Дальше уже рискованно, но, в принципе, можно. Сам не знаешь, что ли?
— Я-то знаю, — странно ответил он. — Ладно, продолжай.
***
Дойдя до полуминуты, она остановилась.
От крика Фрэнка голова так разболелась, словно собиралась лопнуть. Белла обернулась. Алиса беззвучно плакала, не сводя с них глаз. Барти стал белым, как мел, и выглядел так, словно его сейчас стошнит.
Зато Руди, как ни странно, совсем успокоился. Он уже отпустил Барти, уселся за стол и медленно курил, глядя куда-то в сторону. Создавалось впечатление, что он что-то обдумывает и так глубоко ушел в свои мысли, что совершенно забыл, где и зачем находится. Тишина, видимо, вывела его из раздумий, потому что он вдруг сказал очень мягко:
— Барти, извини, пожалуйста. Я зря сорвался. Ты можешь идти, если хочешь. Ступай во двор, побудь с Рабастаном.
Барти ничего не смог ответить, только вздрогнул и замотал головой. Потом вдруг согнулся пополам, и его вырвало.