Ей довелось узнать только два типа мужчин. Властолюбивые самцы были подозрительны, обидчивы и мстительны. Для них не существовало ерунды: непосредственная улыбка, восклицание, жест казались посягательством на авторитет. Сами они всегда блюли себя в показной чистоте. И к ним необходимо было приближаться в идеальном виде и состоянии. Только это позволяло упоенно не чувствовать себя ничтожеством. Возвышенно унижало. А широкой души мужики и себе, и женщине легко позволяли естественность. Потому что ничто, кроме ощущения собственной широты, их не занимало.
Это было самое неудачное предприятие. Когда хочешь взаимной страсти, мужчины – люди. Они добрые (если не злить), щедрые (если тратят на то, что сами считают тебе полезным), веселые (если развлекать). Но с точки зрения ответственности перед женщиной и будущими детьми они животные. И не прочь разделить обязанности с государством: пусть защищает, лечит, учит, дает работу и прочее. Тех, кто хотя бы теоретически воспринимал отцовство не как маленькую должность, но пожизненное состояние, героине найти не удалось. Спать никто не отказывался. Жить за ее деньги, «пока не минуют временные трудности, клянусь, года три, не дольше», соглашались все. Многие были за «справедливый вариант» – формировать общий бюджет поровну, а оставшимся от зарплаты пусть каждый распоряжается лично. Но жениться не хотел никто. Более того, сразу оговаривали, что и под залет не станут. Вот тогда она повадилась вымогать у них сувениры. С паршивого барана хоть шерсти клок. И, раскручивая, хитря, не мытьем, так катаньем добиваясь своего, героиня получала несказанное удовольствие. Герой был небогатым, но перспективным. Она любила его. С ним надо было как-то иначе. И поначалу выходило. Но стоило возникнуть неизбежным трудностям, когда люди перестают «крахмалиться» друг перед другом, как она сорвалась. Компенсация за обиды выворачиванием бумажника стала привычкой.
Нельзя было исключать, что когда-нибудь она встретит человека и он сам позовет замуж. Но этот временной отрезок ее не устраивал. Когда рожаешь первенца после тридцати, кесарево сечение гарантирует целые мышцы и связки тебе, а не отсутствие врожденной патологии ему. Не то чтобы обязательно больной, но риск сильно повышается. Да и не надо уже рисковать: лет в тридцать пять боссы поверят, что цель твоей жизни – синий чулок, карьера и деньги. Вот тогда ты и станешь по-настоящему уязвимой. Работа – это жизнь. Ты не догадываешься, что моешься, чистишь зубы, причесываешься, одеваешься ради нее. И сексом занимаешься тоже: он хорошо расслабляет за короткое время. Даже полюбить способна только того, кто не мешает, а в идеале помогает успешно трудиться. И мелкие-то офисные неприятности кажутся лишением жизни всякого смысла. А если вдруг уволят?..