Глаза Курагина вспыхнули и тотчас же погасли.
– Тут, вероятно, я должен расчувствоваться и сознаться, что судьба Фортуната настолько меня тронула, что я решился на убийство, – насмешливо заметил он. – Видите ли, я никак не могу сознаться в том, чего не делал. Кроме того, если вы не знаете, в мире скачек творится столько несправедливого и жестокого…
– И, наконец, убийство Громовой, – перебила его Амалия. – Вы выбрали ее просто потому, что она была богата, а вдобавок вы знакомы с ее племянником, бывали у нее в доме и знали, что она где хранит. Чем-то она напоминала вашу первую жертву Никитину – взбалмошная прижимистая старуха. Вам опять были нужны деньги, потому что вы ничего не жалели для своей жены, к тому же искали счастья на бирже и проиграли больше, чем следует. Казалось бы, чего проще – убей и ограбь снова, но на этот раз все пошло наперекосяк. Старая знакомая Черемушкина, Ольга Верейская, увидела его возле особняка жертвы, и ей явно показалось странным то, как он был одет. Впоследствии, прочитав в газетах об убийстве, она могла вспомнить о подозрительной встрече и рассказать о ней полиции. Поэтому Ольге Николаевне пришлось умереть. Не знаю, как капитан убедил ее впустить его в дом, но он вполне мог сказать, что, к примеру, явился по поручению Николая, и начать рассказывать какую-нибудь правдоподобную историю. Зарезав несчастную, он на всякий случай осмотрел квартиру и обратил внимание на недавно написанное письмо. Возможно, в нем она и не говорила о встрече с Николаем, но капитан все равно прихватил его… И так как он узнал – из записки Чигринского, вероятно, – что тот вскоре придет, то сразу же решил сделать композитора козлом отпущения. Только вот Дмитрий Иванович оказался на редкость крепким орешком, и даже анонимное обвинение, посланное в газету, отдали ему, не придав письму никакого значения…
– Это все? – со скучающим видом спросил Курагин. – Простите, сударыня, но я собираюсь ужинать, и если вы верите, что я зальюсь слезами и стану каяться в том, чего не совершал…
– Разумеется, нет, – сказала Амалия, пытаясь уловить на этом красивом, равнодушном лице с усиками-стрелками хоть какое-то подобие волнения. – Я просто хотела, чтобы вы поняли: я все знаю. Вы вовремя избавились от своих сообщников и нашли средство воздействия на Михельсона, который никогда не допустит, чтобы его дочь пострадала. Но вы остаетесь на заметке, и если вы еще раз преступите закон… берегитесь, Максим Васильевич.
– Кажется, вы мне угрожаете? – Адвокат покачал головой. – Полно вам, госпожа баронесса. У вас нет никаких доказательств… иначе здесь были бы не вы, а ваши знакомые из сыскной полиции.