Марию удалось убедить не присутствовать на этих съемках. Накануне Валера связался с ней по телефону и дал согласие на участие в проекте, выставив единственное условие – минимум персонала в съемочной бригаде. Так что Камминг сейчас сидела у Миши в редакции и слушала его охотничьи рассказы – Болтянский славился своими нетривиальными загулами в самых неожиданных местах и с самыми странными людьми, о чем потом слагал эпические саги от имени вымышленных персонажей и печатал в собственном журнале в рубрике «Их нравы». Миша обещал нам продержаться до вечера, но таким упавшим голосом, что неясно было, почему он уже сейчас не просит прибавки к обговоренному гонорару.
Крнюшня оказалась длинным одноэтажным бараком, спрятанным в глубине хоть и огороженной, но крайне неухоженной территории. От шоссе к конюшне вела единственная дорожка, но по случаю осенней непогоды она оказалась непроходимой, и мы пошли цепочкой по пожухлой траве, по уже натоптанной предыдущими посетителями тропинке, идущей вдоль раскисшей от грязи дороги.
У обшарпанного крыльца нас дожидалась хмурая худощавая женщина в черном кожаном плаще и высоких черных резиновых сапогах. В руках она держала нечто вроде плетки, которой время от времени нервно обмахивала колени и плечи, хотя никаких комаров поблизости не наблюдалось.
Взглянув на меня, эта женщина еще более посуровела лицом, отчего стала похожей на охранницу концлагеря, по крайней мере, какими их изображали в фильмах про войну, и сказала, отрывисто бросая фразы, будто стреляя короткими очередями по цепочке набегавших партизан:
– Опять туристы. Опять мистеры пришли. Чтоб вас поразорвало там. В вашей поганой Америке. Наших лошадок мучить.
Марта подошла первой и, успокаивая странную гражданку, торопливо сказала ей:
– Тут все наши! Не надо так ругаться! Вы – Антонина Ивановна? Мы заказывали у вас аренду лошади на сегодня.
Строгая женщина хлестко ударила себя плеткой по голенищам сапог и, указывая на меня, горько произнесла:
– Ага, все «наши». Особенно вот этот. С пальмы только слез. Нашу лошадь ему подавай!
Я начал было опять свои упражнения с выдыханием воздуха через нос, чтобы сразу не послать матом эту странную тетку, но за меня все неожиданно сказал Берутли:
– Мать, ты тут кого сейчас изображаешь? Фрицев мы еще в сорок пятом отсюда выперли, так что оставь свой тупой расизм там, где взяла! Поняла, глупая женщина? Или нам следует отказаться от заказа, а перед уходом дать тебе в ухо?
«Глупая женщина» вдруг сразу как-то поникла, сгорбилась, и стало видно, что плащ у нее вовсе не эсэсовский, а доморощенного пошива плащ-палатка, да и на китайских сапожках показались непрошеные цветочные вензеля. Настоящей оставалась только плетка, но ее эта женщина поспешила убрать за пазуху.