Тайна наследницы (Бабкин) - страница 40

– Покрутится тут, послушает базары и запросто может… Ему наверняка подскажут про меня. Всё, уходим.

Он пополз между камнями, но успел заметить, как Марецкий шевельнул плечом. Ремень двустволки скользнул, ружье оказалось в руках.

– Шарахнет сейчас картечью, – шепнул Росомаха и скомандовал: – Бегом вниз.

– Ты чего, капитан? – спросил Сиротин.

– Зверь какой-то, – успокоил его Марецкий. – Росомаха, а может лиса. – Он усмехнулся. – Ушел, зверина. Привычка у меня с Чечни. Посторонний звук – оружие в руки. Пошли, – осмотрев сопку, сказал он.

– Вот едрена бабуся! – Дед хмуро взглянул на Прокофьича. – Живая, выходит, дочурка Аляски. А я уж было губы раскатал, что выкуплю у государства Долину. Выходит, хренушки. А ты чего, собственно, заявился-то?

– Так люди появилися в тайге, – отпив чая из кружки, сказал Прокофьич. – Мои пятерых видали, но они исчезли, как привидения. С автоматами мужики. И не ОМОН, и не спецназ. Бандюки какие-то.

– Понятен хрен, что не армия, – хмыкнул Дед. – Где твои этих ореликов засекли?

Нацепив очки, он склонился над картой.

– Около Гусиного озерка, – указал пальцем Прокофьич. – А отвалили к горному хребту. Умеют ходить! Следов не видать, и псы не взяли. Видать, посыпали чем-то. Было пятеро, – повторил он, – шли у ручейка от озерка Гусиного. Лоток приметили у одного. Знаешь, такой китайский.

– Видывал, – кивнул Дед. – Не лоток, а издевательство. На ем рыбу жарить хорошо. Даже для проб не подходит. Китайцы, одним словом. У меня есть такой. Мы подловили двоих у Камня Вороньего. Но, видать, один убежденный был, кишки себе вспорол. Второго стрельнуть пришлось, уж больно люто отстреливаться начал. Золотишка было сто пятнадцать граммов. Не с Долины. А китайцы российские. Границу не переходили. Мы около Согды поселок сожгли. Тамачки уже девять домов ихних было и шалашей с десяток. Лезут желтолицые, мать их китайскую. Как Доманский отдали, так и полезли… Видал, поди, в поселках китайские кафе, общины. Наши девки с ихними парнями погуливают, по-ленински получается, интернационал. И в Москве тоже кого уже токо нет. – Он выматерился. – А представь, коли наследница из Америки будет. Тоды хана всему и всем. Она ж своих понавезет, чтоб вкалывали, а наших по боку. Ежели так будет, видит Бог, партизанить начну. Места нам знакомые, хоромов полно, землянок тоже, мы годами могем не выходить с тайги…

– Войска понаедут – и привет твоей партизанщине. Али ты и в солдатиков стрелять станешь? С ментами оно, понятное дело, кто кого, частенько хватаемся. Сколь мужиков уже за колючкой сидят. А тут, если ты войну удумаешь, тя враз ваххабитом объявят – и привет Дедовскому корню. Я чего явился. Решать надобно, что делать, пока энтой самой наследницы нема. Счас уже осень как-никак, заморозки вот-вот вдарят, но золотишко потихоньку мыть еще можно. Вот и говорю, давай наберем хлопцев лихих, кто готовый до морозов мыть, нехай они в Долине с севера начнут. Ежели менты, мы посты выставим. Помнишь, как в Сусумане колымском играли, – подмигнул он. – Постов наставили и моем. Токо менты появятся, все враз исчезаем. Они походят, походят и ни с чем сваливают. Давай так сделаем. Объединимся и сколь успеем, столь и намоем. А чтоб не в тюрьму, по разрешениям сезонным мужики нехай моют. Как те такой поворот?