Внизу склона, прямо под моей позицией, находился туалет. Пленные и их мучители расположились за его задней стеной, благодаря чему они были не видны из лагеря. Я теперь мог еще лучше разглядеть их. Расстояние до моей позиции было всего около восьмидесяти метров. С пятью пленными сейчас было двое русских и три румына. Один из румын выполнял функцию переводчика, а двое других стояли в качестве караульных. Русские снова начали бить немецких стрелков. Среди шума этого избиения до меня долетали нечеткие слова и фразы на немецком, такие как: «грязная свинья», «изменник». Я узнал голос Алоиса.
После этого русские сконцентрировали свое внимание на нем, и стали еще злее бить его палками. Потом один русский и один румын стали молотить его кулаками в лицо и в живот так, что Алоис упал на землю, скорчившись от боли. Затем они развязали его и прижали к стене туалета, а его правую руку вдавили в перекладину. Главный русский достал пистолет и, как молотком, стал бить им по пальцам Алоиса. Алоис орал от ярости и боли, когда его пальцы один за одним разбивались в кровавое месиво.
Меня переполнила ярость, которая побуждала к действию. Но опыт уже научил меня контролировать подобные импульсы и дожидаться верного момента. Мои необдуманные действия могли подвергнуть опасности как мою собственную жизнь, так и жизни товарищей, в то время как еще оставалась надежда, что пленных освободят, когда все это закончится. Я заставил себя успокоиться и продолжал смотреть, лихорадочно соображая, как и когда я смогу помочь товарищам. Рвануть назад к немецким позициям с тем, чтобы сформировать патрульный отряд, который обрушится на румын, было делом бессмысленным. Во-первых, потому что было маловероятно, чтобы пленных в этом случае оставили в живых. Во-вторых, потому что это будет стоить еще большего количества немецких жизней. И, в-третьих, потому что предательство румынской армии уже давно предвиделось немцами. Таким образом, я осознавал, что действовать в этой ситуации мне придется в одиночку.
Чтобы заглушить крики Алоиса, ему заткнули рот кляпом. Его мучители явно полагали, что зрелище его страданий заставит других пленных выдать им необходимую информацию. Однако продолжение допроса не принесло русским ожидаемых результатов, даже когда пальцы на левой руке Алоиса также были разбиты. Он со стонами катался по грязи, пока допрос его товарищей продолжался. Я тем временем соорудил упор для своего карабина и занял огневую позицию. Я был готов стрелять, но все еще надеялся, что русские прекратят пытать своих жертв и отпустят их из плена. Однако, как выяснилось, мои надежды были напрасны.