Они разошлись по кроватям. Эйвери отколол фибулу и положил её на тумбочку. Счастливый Антонин ворочался и что-то сонно бурчал себе под нос. Под его ворчание Эйвери и заснул.
17 декабря 1972 года, восемь часов вечера
— М-м... — потянулся Эйвери, чувствуя слабость во всём теле, открыл глаза и с минуту соображал, почему находится в Больничном крыле. Неужели фибула оказалась с подвохом и ночью исколола его до полусмерти? Или в иголке был яд? Но почему не насмерть?
Ширма отъехала в сторону и явила его взору бледного и серьёзного Антонина.
— Очнулся! — воскликнул он. — Ну и напугал ты нас всех!
Эйвери приподнялся и сел.
— А что случилось? — спросил он. Видимых повреждений на нём не было, и ничего не болело.
— Да ты в обмороке лежал весь день! — Антонин плюхнулся на стул возле его койки, активно жестикулируя.
— А какое сегодня число? — на автомате спросил Эйвери.
— Семнадцатое, — ответил Долохов.
— Января?! — ужаснулся Эйдан, гадая, куда подевался целый месяц и почему он его не помнит.
— Ты что, декабря! — недоумённо поправил Антонин. — На контрольной по зельям Бут уронил в огонь чешую саламандры и здорово обжёгся. Но дело не в этом! Вас с Крэббом и Ноттом Дамблдор сегодня утром достал из подземелья и тут же снял по пятьдесят баллов с каждого, вы даже очухаться не успели!
Антонин не прикалывался, Эйвери за четыре года дружбы это просекал мигом. Сегодня действительно было семнадцатое число, а их с Крэббом и Ноттом нашли без сознания после того самого неправильно проведённого ритуала. Никогда ещё Эйвери не был так близок к безумию, как сейчас. Перед глазами у него потемнело.
— Твои родители вот-вот будут здесь, ихрешили вызвать, раз ты не приходишь в себя, — продолжал Долохов, не видя, какое действие на друга оказывают его слова. — Так что колись быстрее, что вы там учуди... Эй! Куда?! Мадам Помфри! Ему плохо! Караул!!
* * *
Когда Эйдан очнулся, мягкая женская рука гладила его лоб, перебирала волосы.
— Мама, — прошептал он, не открывая глаз.
— Да, мой хороший? — тихо отозвалась мать.
Эйдан взглянул из-под опущенных ресниц. В Больничном крыле было темно, чтобы свет не мешал ему. Родители сидели по обе стороны от его кровати.
— Простите меня, — повинился Эйвери, предчувствуя жуткую взбучку. — Я не хотел...
— Ты мог погибнуть, ты это понимаешь? — строго произнёс отец. — Мы с Элоизой уже пережили гибель одного ребёнка. Зачем вы устроили этот ритуал?
— Я хотел, чтобы у меня были хорошие оценки, — Эйдан совсем расклеился и приготовился заплакать. Что-то не давало ему покоя, и он тут же понял: раньше родители никогда не говорили о том, что они чувствуют, когда ему что-то угрожает.