— Твои дома?
— На даче.
— Здорово, — с облегчением вздохнул Дима и неожиданно разъярился. — У всех все на дачах! А мои торчат в Москве как пришитые!
— У них сын поступает. Небось волнуются.
«Ах да, он ведь не знает…» — вспомнил Дима.
— Дашь слово, что не протреплешься?
— Кому?
— Никому.
— Чтоб меня съели! — Такая была клятва у Кости. — А что, мы так и будем трепаться по телефону? Давай приезжай.
— Еду.
— Ты что, рехнулся?
Костя, взмахивая тощими руками, бегает по комнате. Длинные патлы стянуты на затылке грязноватым шнурком болотного цвета, рубаха завязана двойным узлом на загорелом пузе, резиновые шлепки, оправдывая свое название, сочно шлепают по полу.
— Я же тебе объясняю…
— Нет, скажи: ты рехнулся? — Сунув руки в карманы тесных, линялых, длиною в трусики шорт, Костя резко останавливается, теснит друга в угол. — Родители знают?
— Пока нет.
— Пока! — Костя срывает с себя очки, бросает, рискуя остаться без оных, на стол, но привыкшие ко всему стекляшки пока еще держатся, массирует пальцами переносицу. — Ты им, значит, врешь?
— Ну да… А то мать расстроится.
— Она все равно узнает.
— Зато не сразу.
— Какая разница?
— Какая-то все-таки есть.
— Нет, ты, ей-богу, рехнулся!
— Но ты же меня не слушаешь! — Обогнув Костю, начинает шагать по комнате теперь уже Дима. — Я сам, понимаешь, сам понял, что никакой я, к чертовой матери, не поэт, что стихи мои — не стихи.
— А что?
— Не знаю. Не перебивай, сам собьюсь. Понял, что ни фига я не знаю о жизни, я ее пока не почувствовал и вообще запутался. Хочется уехать подальше и все обдумать. Может быть, тогда что-нибудь и напишется.
— А ты, случайно, не от Лены своей бежишь? — неожиданно спрашивает Костя.
«Своей»… Как здорово, что кто-то еще так считает…
Вопрос застает Диму врасплох. Он круто поворачивается к Косте.
— Откуда ты знаешь про Лену?
— Настя сказала. Она у меня — агент ЦРУ.
Дима бросается к Косте, сжимает его узкие плечи.
— Что она сказала? Что? Говори!
— Да не тряси ты меня, как грушу, — морщится Костя, освобождаясь от Диминой железной хватки. — Классно вас, видать, тренирует этот ваш офицер…
— Прости, я нечаянно. — Дима умоляюще смотрит на Костю. — Ну, ну…
— Что «ну»? — сердится Костя. Жаль Димку, вот он и сердится. — Вроде спутался ты с какой-то девчонкой, а Лене твоей позвонили.
— Кто? — еле шевеля губами, зачем-то спрашивает Дима.
— Какая разница? — морщится Костя. — Всегда найдутся добрые люди… Какая-то, что ли, твоя одноклассница.
Ну вот и все. Больше надеяться не на что. Дима опускается на диван; силы покидают его.
— Я так и знал, — бормочет он, качая головой, как болванчик. — Чувствовал… А ты спрашиваешь, зачем уезжаю.