— И что?
— Заплатили, куда деваться?
— А Лена?
— А Лена твоя возмутилась: «Ведь я все сдала на пятерки!»
— И что?
— Ничего. Врезали за английский четверку, и все дела: недобор одного балла.
— За английский? — ахнул Дима. — Да она его даже преподает! Как они умудрились ее засыпать?
— Они и не засыпали. Сказали про взнос — ах нет? — и поставили не «отлично», а «хорошо».
Дима уставился в пол невидящим взглядом. Бедная Ленча! Как она, наверное, расстроилась, может быть, даже плакала, и никого не было рядом. Нет, конечно, кто-то наверняка был — мать, Настя, но он-то, он… Дима сжал кулаки — надавать бы этим гадам по морде!
— Эй, друг, ты меня слышишь? — Костя хлопнул его по спине. — Очнись, салага! Она поступает в какой-то платный вуз — по истории культур, что ли…
— Но если в платный, — вышел из оцепенения Дима, — то могла бы…
— А вот не могла! — торжествующе воскликнул Костя. — Не захотела! И правильно сделала. Если все будем платить, так со всех будут драть — и чем дальше, тем больше. Молодец твоя Ленча!
Опять «твоя», все время «твоя». И больно, и счастливо это слышать.
— А почему «салага»? — с некоторым запозданием спросил Дима. — Почему ты меня так назвал?
— Идешь в армию — привыкай, — ответил бессердечный Костя. — Там много всего… «Осенний марафон» помнишь? «Андрей, много новых слов…»
И друзья засмеялись.
Дима вспомнил их разговор, усмехнулся. Ошибся Костик, ошибся: никто никого здесь салагой не называл. И дедовщины в их части не было. Может, потому, что приписаны они к флоту, хотя служат на твердой земле, бывая, правда, на кораблях, а на флоте от века другие традиции и не забыто еще понятие чести. А может, потому, что москвичей здесь довольно много — знания точных наук оказались необходимы, и многому учат дальше, особенно по радиолокации, — держатся москвичи вместе, и не один Дима силен в джиу-джитсу, в чем «деды» не без некоторой оторопи почти сразу и убедились.
— Мы думали, москвичи — те еще хлюпики, а вы — ничего…
Тем и кончилась «проверка на вшивость», которую и столкновением-то назвать было бы затруднительно.
Сегодня вечером, когда его сменят, он снова напишет Лене, и это будет наградой за все, щедрым подарком судьбы: подумать только, она ему отвечает! Его письма длинные, а ее короткие, он пишет о своих мыслях и чувствах, а она о делах и упорно молчит, когда задает он самые главные для него вопросы. Ну и пусть! Лишь бы раз в месяц он получал ее письма.
Дорогая Леночка, — писал он в самом первом письме. — Называю тебя так и боюсь: имею ли я право даже не писать, а считать тебя дорогим мне человеком? Но именно так я чувствую, и разве для этого какие-то нужны права?