– Фу, смолол. Хотя, мож, его спугнули? Иль, мож, это зюбрь?
– Нет, зюбрь не так ходит. Зюбря не услышишь. Он идет – только хруп-хруп. Шагов пяток сделает да и встанет, послушает и опять хруп-хруп. А этот вон как трещит. Сохатый, окромя некому.
Черняков опять застучал. Треск стал глуше, затихая, удалился.
– Тяп-шшш! Тяп-шшш! Тяп-шшш!
Тайга просыпалась. Где-то далеко слабо отозвались:
– Тяп! Тяп!
Старик перестал стучать.
– Ага, десяток тоже, – сосчитал он удары.
– Наши. Сейчас будут.
Черняков засунул топор опять за пояс, сел на сваленное дерево. Карапузов вытирал рукавом вспотевший лоб.
– Здорово мы с тобой, Федор Федорыч, отмахали.
– Да, подходя.
В чаще замелькали пестрые лохматые дохи. Несколько партизан бесшумно на лыжах подбежали к старикам.
– Здорово, товарищи!
– Здравствуйте!
– Ну, чего принесли, старички?
– Лекарства кое-какого, товарищи. Бинтов маленько.
– Дело хорошее.
Ватюков разглаживал свои длинные усы. Быстров нагнулся, стал ощупывать мешки. Доха у партизана распахнулась, среди меха сверкнула золотом гимнастерка, расшитая выпуклыми крестами.
– Это что у тебя, Петра?
Черняков смотрел на необыкновенный костюм. Быстров засмеялся.
– Риза отца Кипарисова. Мы его на позапрошлой неделе уконтрамили. Ну, добру не пропадать же. Крепкая штука, долго проносится.
Парень, улыбаясь, оправлял пояс, показывал старикам свою обновку.
– Чего банды поговаривают насчет войны? – спросил Ватюков.
Карапузов оживленно заговорил:
– Мне Пашка сказывал (вы знаете его, сын-то мой), что мобилизованные ждут только удобного случая, чтобы перебежать. Дела бандитов совсем плохи. Красная Армия близко. Гибель свою они уже чуют. Куируются здорово. В городу ихних беженцев полно. Офицерье свои семьи за границу, на восток отправляют.
Гусары возвращались из разведки. Дорогой красильниковцы часто грелись из фляг со спиртом, ехали с песней:
Марш вперед, в поход,
Штурмовые роты.
Впереди вас слава ждет,
Сзади пулеметы.
Партизаны услышали, примолкли.
– Надо щелкнуть петушков красноголовых [5] .
Ватюков стал распоряжаться:
– Черемных и Панкратов, вы берите мешки – и в Пчелино. А мы на них. С двух сторон надо охватить. Вали, Быстров, заходи сзаду. Я спереду. Возьми себе четверых. Остальные за мной.
Небольшой отряд разорвался надвое, лавой брызнул в разные стороны, с легким скрипом скрылся за высокой желтой стеной тайги. Черемных и Панкратов навалили себе мешки на плечи.
– Вы, товарищи, передайте там от нас Жаркову-то с Мотыгиным, чтобы не сумневались, наступали бы на Медвежье, мы поддержим. Силешки у белых почти уже, можно сказать, и не осталось. Видимость одна только, – говорил Черняков.