— Да, я сказал, что твоя задумка хороша. И я поступил бы точно так же, если бы мы находились на вражеской земле. Однако хозяйка корчмы готова глаза выцарапать за царевича Деметриуса, более того, он даже соизволил на днях разделить с нею ложе…
— Да неужели? — скривился отец Игнаций. — С этой простушкой?
— Его величеству виднее, — пожал плечами пан Ганнибал. — Не наше это дело, ведь правда? Но поскольку царевич воюет тут неподалеку, то, глядишь, еще и вздумает послать за нею (чем черт не шутит?), чтоб развлекала его в лагере. Вот я и приказал Георгу вести себя с корчмаркой осторожнее. И представь себе, что мы сразу связали бы хозяйку и этого слугу. Тогда не видать было нам вкусной горячей похлебки и вполне приличных битков на ужин.
— Почему же я не знал о прихоти царевича?
— Да потому, что ты, святой отец, и лошади своей не расседлав по-человечески, бросился на кровать и спал до ужина, как мертвый. Покойный Каша (надеюсь, что парень легко умер) в то время занимался лошадьми, а Тимош стоял в дозоре. Мы же с Георгом отравились на кухню. Меня привлекали туда блюда, чти там готовились, а немца — корчмарка. Однако стоили мне услышать и благосклонности к ней царевича, как я отозвал Георга в сторонку и втолковал ему, чтобы оставил с этой прелестницей свои обычные замашки, а поладил с нею по-доброму, по взаимному согласию.
— Это Георг? — фыркнул монах.
— Вот-вот… Боюсь, что хозяйка запрется от него, а двери я запретил ломать. Парень там, на кухне, пытался поухаживать, а для того втолковывал корчмарке, чуть ли не на пальцах, как именно он, на пару с бедным Гансом, обходился с девками, — я так и не понял, о продажных шла речь или о пленных. В его годы я, святой отец, о таких гадостях и понятия не имел.
— Да, не обучен парень увиваться за бабенками. Даже я, монах, знаю, — тут иезуит громко икнул, — что это настоящее искусство, о котором Овидий написал целую книгу.
— Правда? Брехун, видать, какой-нибудь. Теперь я хотел бы сказать о наших конях и о дозорных. Если нам с Георгом удастся разогнать на рассвете последнюю лесную сволочь, мы либо отобьем у них всех наших лошадей, либо заберем себе кобылу и мерина, что стоят в конюшне. Найдем под домом мою повозку, в нее мерина запряжем, а нет, и без нее до лагеря доберемся. Немец пешком, а мы с тобою, отец провинциал, верхом.
— Скажи лучше, будущий отец провинциал, а еще лучше: praepositus ргjvinсіае рrobabilus, то бишь возможный, вероятный отец провинциал…
У пана Ганнибала зашумели в голове, а в сердце больно кольнули. Он замер на мгновение, прислушался к себе. Да нет, прошло… Однако пора уж и отдохнуть. Он переборол желание прикрикнуть на безумного монашка и обратился к нему, тщательно выбирая слова: