— Тебя послушать, святой отец, так я нарочно отправлял своих людей на смерть. Ты просто не понимаешь, какая необходимая вещь на войне дозор. Да я сам в молодости, когда был простым гусаром-товарищем, десятки раз стоял в дозорах, охраняя роту от внезапного нападения, однако жив ведь остался, как видишь!
— У тебя сердце прихватили, пан ротмистр? — пригляделся к нему иезуит сочувственно. — Я бы мог пустить тебе кровь…
— Пустое, святой отец, — пан Ганнибал отмахнулся от него небрежно. — К тому же, если пустить сейчас кровь, из меня вино потечет. Уж лучше чуть попозже мы с тобою выйдем в сени и вмести кровопускания сотворим мочеиспускание. Тоже полезно… А почему дозорные на обычной, человеческой войне остаются живы, поднимают своих по тревоге и укрываются в лагере? Да просто потому, что вражеское войско не может подойти незамеченным к дозорному, если он честно несет службу и не спит на посту. Днем над войском поднимается пыль; это если летом, а зимой над людьми и лишадьми стоят белые облака пара. Лошадей нельзя заставить замолчать, они ржут, а ночью к тому же очень далеко слышно, как скрипят колеса повозок и пушек, как стучат подковы коней и сапоги пехотинцев. В общем, ты понял меня… Иное дело, что у нас сейчас противник не обычный, не человеческий — черт его знает какой! Русский лесовик, который швыряется бревнами и отводит глаза, великан, воняющий мертвечиной, прочая нечисть. И нападают только подло, только из-за угла, стреляют только в спину, пся крев! Вот товарищи и погибли. Однако я кое-что еще, святой отец, приметил.
Пан Ганнибал склонился над столом в сторону отца Игнация и поманил его узловатым пальцем к себе. Прошептал:
— Первыми погибли самые ярые, нераскаянные грешники. Те, кто на том проклятом хуторе лютовали больше других, разве я не прав? И еще, того кроме, жулье, обманщики — те беглые надворные казаки князя Острожского, выдававшие себя за запорожцев. Будто я настоящих запорожцев не видал!
Иезуит опять побледнел, потом снова побагровел. Кивнул на беззаботно спящего Георга и зашептал еще тише, чем пан Ганнибал:
— Почему же тогда этот безбожный лютеранин еще жив?
— А разве ночь уже закончилась? — сверкнул глазами ему навстречу пан Ганнибал. — Впрочем, кое-что из твоей задумки стоит применить. Эй, ты, недоумок со жбаном! Ты, недоразумение Господне! Давай сними с пояса у пана, что на полу лежит, смотанную веревку — и на стол! А потом отвяжи с него кирасу (доспех, понял?) и почисть. А мы пока со святым отцом в сени прогуляемся.
Поднялся на нетвердые ноги отец Игнаций, пошарил-пошарил глазами по столу — и вдруг отшатнулся от Спирьки: