— Мое оружие — вера да крест Господень.
— Тебе виднее, святой отец. А пару осиновых кольев прихвати, пожалуй. Еще у нас из оружия — мушкет пана Георга. И то добро, что заряжен, а вот фитиль коротковат. Его уже не заменишь, потому что перевязь со всеми припасами утащили. Зато мой палаш со мною! Вот на него главная надежда.
Отец Игнаций тоскливо огляделся. Попросил:
— Давай запремся и пересидим беду, пане ротмистр. Я все надеюсь, что проедут по шляху добрые христиане, выручат.
— Ни до чего хорошего мы тут не досидимся, святой отец, — покачал головою ротмистр. — Еще подожгут корчму и поджарят нас себе на завтрак, как цыплят. Еда на кухне, вино в погребе, кони в конюшне, повозка моя на дворе. Надо выходить на бой, пока не подожгли корчму, я сказал!
Но сначала они вышли в сени, и пан ротмистр фыркнул и скривил свой тонкий породистый нос:
— Поистине эти схизматики живут как свиньи. Ты вот что, святой отец. Я сейчас распахну дверь, а ты выскакивай и беги, что есть сил, в конюшню. Авось и не тронут враги церковную персону.
Снаружи Сопун, услышав шумы в корчме, давно уж подготовился и вроде не упустил момента, когда супостаты выбежали на крыльцо, однако с самого начала этой стычки ему все время казалось, что опаздывает, что не успевает. Потому, быть может, что остался он теперь один?
А получилось так. Когда бухнула входная дверь корчмы, и выскочил первым на крыльцо латинский монашек, Сопун промедлил, решая, стрелять или не стрелять. Он целил из большой пищали, а ее тяжелую пулю надлежало израсходовать только на старика в доспехе.
К тому же. Спору нет, если бы удалось захватить монашка в полон, Сопун был бы не прочь устроить с ним задушевную беседу. Возле костра, например, поджаривая пакостнику пятки, воздавая щедрою рукою за пытки православного чернеца отца Евстратия. Однако к тому, чтобы убить невооруженного латинского монаха, он был совсем не готов. Следует признать, что и монашек повел себя по-дурацки: вместо того чтобы улепетывать куда глаза глядят, он застыл на крыльце, вжавшись спиною в бревенчатую стену.
Промедлил колдун, промедлил, однако ведь хватило ему времени на то, чтобы нащупать стволом большой пищали главного своего, смертельного супротивника. Двойной убийца живого мертвеца Серьги был сегодня в доспехах, но с открытой седой головой. Старый лях выступил на крыльцо вслед за монашком и положил ствол большой пищали на перила, прицеливаясь в него, Сопуна. Не мешкая, колдун потянул за спуск. Порох вспыхнул на полке, оставив после себя дымок, затуманивший в глазах Сопуна главного супротивника. Раздался короткий свист, и большая пищаль вроде как взорвалась, чуть не выбив стрелку плечо, однако осталась целой. Тут же грохнуло, теперь со взвизгом, и со стороны крыльца, а над головою у Сопуна противно проурчало. Теперь уже все пространство между крыльцом и повозкой заволокло тяжелым серым дымом.