Вернувшийся в конце февраля в Кабул «афганец» утверждает, что отправка пленного уже состоялась: по одной версии в Бамиан, по другой — в Пакистан.
Офицер по безопасности совпосольства сообщил, что представители Международного Красного Креста выехали в Пакистан для переговоров о судьбе всех захваченных в плен советских граждан, в том числе и Г. К.
И еще раз дневник:
Нет ничего омерзительнее предательства. Люди привыкли к тому, что предательство совершается очень часто. На каждом шагу. Предательство перестало быть чем-то аномально-плохим, всеми осуждаемым.
А я болею. Начитался книжек?
…Сейчас мы предаем Г. К. Огромная страна не может выручить из плена своего гражданина.
Почти шесть месяцев Гена в бандитской тюрьме. Для всех друзей, соотечественников — убитый, списанный со счетов…
Сам я впадаю в отчаяние, когда меня спрашивают: зачем лезу не в свои дела? А чьи это дела? Чьи, как не мои, не каждого, кто хоть чем-то может и хочет помочь? Сколько равнодушия кругом. Непробиваемая толстая броня. Судьба отдельного человека — ничто, она не имеет никакой цены.
Прости нас, Гена…
Возможно, в этой эмоциональной, несколько даже нервической записи и есть вся соль. Во всяком случае, сейчас, спустя много лет, я не откажусь ни от единого слова.
Да, сказано резко. Но что это было, как не предательство? Мы, друзья Гены, обивали пороги военных штабов, представительств разведки и контрразведки. Нас по этому поводу принимал маршал Соколов и генерал армии Ахромеев. Выслушивали, вызывали своих помощников, отдавали какие-то распоряжения, но в итоге их приказы, переходя сверху вниз и достигнув конкретных исполнителей, теряли всякую силу. Или же выяснялось, что такие приказы выполнить невозможно (некому, некогда…). Все заканчивалось ничем.
Да, наверное, я занимался не своим делом. Не мне, журналисту, надо было шастать с пистолетом по кишлакам, искать выходы на моджахедов и разрабатывать планы операций. Не мое это дело. Но ведь обнаружить тех, чье это дело, нам так и не удалось. Формально поисками пленных занимались, вроде бы, все службы, а на самом деле — ни одна из них.
С тех пор я не один раз бывал «за речкой», пытаясь найти хоть какие-нибудь следы Гены Кулаженко. Встречался с арестованными боевиками исламских партий. Расспрашивал сотрудников пакистанского посольства в Кабуле. Разговаривал с представителями Международного Красного Креста. В лучшем случае мне обещали что-нибудь узнать. И — ничего.
А годы летят…