— Стэн!
Я повернулся, и Ксюха шагнула ко мне, заглядывая в лицо.
— Я с тобой.
— Зачем? – спросил я.
— Не хочу здесь оставаться. С тобой пойду.
Отступив, я окинул ее взглядом. Хорошая, в общем-то, девчонка. Не злая, симпатичная. Не подлая. Вот только…
Она побывала в моей постели, но не в моем сердце. Нет смысла требовать того, чего у тебя нет, например, чувств, которых ты не испытываешь. А к ней я не испытывал никаких чувств. Разве что благодарность за то, что предупредила о карателях.
— Нет, — сказал я. – Со мной опасно.
— Ну и что? Я не боюсь! Уже привыкла. Сейчас везде опасно.
— В Шатре у Сига гораздо спокойнее. А я постоянно в такое встреваю…
— Пожалуйста, Стэн! – она снова шагнула ближе ко мне.
— Я – охотник, Оксана. Бродяга. Хожу по лесам, мутантов бью. Сплю у костров, по развалинам, постоянно кочую. Это не для женщины. Вам нужен дом, свое гнездо, чтоб обставить его, поливать цветы, родить ребенка и тихо радоваться. Скажешь, нет? А я такую жизнь не обеспечу.
— Откуда ты знаешь, что нам надо? Что мне надо?! – вспыхнула она, щеки покраснели, кулаки сжались, но я не дал ей повысить голос – шагнув вперед, положил ладонь на затылок, притянул к себе и поцеловал. Ксюха тут же затихла, обмякла в моих руках. Поцелуй был крепкий, но длился недолго. Когда я шагнул назад, в ее глазах были слезы.
— Извини, — сказал я.
Потом повернулся и ушел, запретив себе оглядываться.
На то, чтобы заполучить мотоцикл, потратил около часа – минут пятьдесят наблюдения с разных точек за стоянкой одной банды и около пяти минут на сам угон. Мужики прошлой ночью изрядно перепились и были не в состоянии уследить за своей колесной собственностью. Машина оказалась неплохой, с расширенным баком, и хотя запасной канистры я не раздобыл, но решил, что и того, что есть, хватит надолго.
Отъехав от Черного Рынка на пару километров, остановился на вершине холма. Было свежо, порывами дул ветер, гнал по небу облака. Куда-то туда, в это ясное холодное небо вместе с дымом горящего грузовика унеслась душа Михаила Тополя, единственного друга, который был у меня в жизни.
Вытащив из-под рубахи кулон на тонкой титановой цепочке, я оглядел его. Зачем Михаил таскал эту штуку с собой столько лет, почему так берег?
Он сказал тогда: «Я знал раньше, до той бойлерной. Про тебя. Твоего отца».
А еще он спросил: «Ты видишь мерцание?»
С того момента, как в грузовике напарник произнес эти слова, я гнал от себя мысли о них. Надо было закончить все, разобраться с Сигом, и я специально не думал на эту тему. А теперь задумался.
И понял, что вопросов у меня стало еще больше, чем было раньше. Выходит, много лет назад Михаил появился в бойлерной не случайно, как я всегда считал, он пришел туда за мной? Он искал меня? Знал моего отца? Но я сам почти не помню его! Только что-то обрывочное – серьезный человек с высоким морщинистым лбом… Очки… Бежевые стены, белые халаты… Стоп, что за халаты? Кажется, отец возил меня куда-то… лаборатория или что-то подобное. Ничего конкретного вспомнить теперь не удавалось. Больше десяти лет прошло с тех пор, и это была очень насыщенная жизнь, полная событий, людей, зверья, опасностей. Долгие годы мне было не до детских впечатлений, и они постепенно стирались из памяти. Какое отношение ко всему этому имеет Михаил? Что за «вектор» он упоминал перед смертью? Еще какой-то полигон… Полигон смерти, так он сказал.