— Николя, наконец-то! Я прибыл из Фор-Левека, — взволнованно начал он. — И знаешь, что я обнаружил?
— Что господин де Мазикур, комендант вышеозначенной королевской тюрьмы, получил приказ отбыть в Апт и, невзирая на выходной день, спешно убыл в указанном направлении.
Лицо Бурдо выражало крайнюю досаду.
— Черт побери, откуда ты знаешь?
— Ха! Дорогой Пьер, неужели ты считаешь, что я бездействовал?
Бурдо не скрывал своего восхищения, и Николя упрекнул себя за высокомерие, допущенное им в разговоре с другом. Однако он был убежден, что начальник обязан уметь застать подчиненных врасплох.
— Ничто и никто, — добавил он, — не может объяснить, почему этому субъекту понадобилось срочно бежать из города.
И он сказал, что Сартин, похоже, не в курсе убийства узника Фор-Левека.
— А знаешь, — с хитрым видом произнес Бурдо, — что мне удалось узнать?
— Ну, так далеко моя проницательность не простирается!
Николя расхохотался, радуясь в глубине души, что искренне признался Бурдо в своем неведении.
— Как ты и сказал, незнакомец содержался в платной камере, а значит, еду ему приносили из города. Так вот, я узнал, что еду доставлял неизвестный с военной выправкой, то есть нисколько не похожий ни на лакея, ни на рассыльного.
— Пуговица! — воскликнул комиссар.
— Те, кто поставляет в тюрьмы обеды, обычно хорошо известны, но тут никто не знает, в каком трактире или харчевне он брал еду. Но, как сказал сторож, блюда, принесенные узнику, всегда отличались изысканностью.
— То есть в них чувствовалась рука умелого повара?
— Причем повара из хорошего дома.
— Из этого следует вывод, что узник — человек не простой, и его хотели содержать достойно, но без шума. Вспомним, что заточили его также по таинственному приказу некой неведомой властной силы.
— Ты множишь загадки. Впрочем, кажется, мы действительно столкнулись с чем-то из ряда вон выходящим: какой бы дорогой мы ни шли, все они приводят в тупик. Фор-Левек — начало пути, но конца у него нет. Увы!
Николя немного подумал.
— Ноблекур сказал бы, что в густом мраке даже маленькая искра становится путеводной звездой.
Бурдо фыркнул.
— В парадоксах, которыми он нас так щедро потчует, всегда есть доля истины. При условии, конечно, что мы сумеем ее вычленить…
— Всегда полезно его послушать. У истины, как и у лжи, множество лиц… Сколько необъяснимых вещей, столько же и способов выдать случайность за истину.
— Не хочешь ли ты, Николя, объяснить бедному малому, что скрывается за твоими пророческими речами?
— Что у нас есть козыри, чтобы продолжить партию. Сейчас я их перечислю. У нас есть точный портрет незнакомца, который мы покажем парижанам. Быть того не может, чтобы кто-нибудь да не узнал его! Мы знаем, как его убили. Ткань, которую, по утверждению Вашона, нельзя найти во Франции, дает основание полагать, что наш незнакомец — англичанин или прибыл из Англии. Есть признаки, доказывающие, что он занимался ремеслом, связанным с механикой. Наконец, у нас есть пуговица и записка, без сомнения, зашифрованная, но и ту и другую мы в конце концов сумеем использовать как улики.