Это «правда» подразумевало, что здесь уместнее что-нибудь из легкого жанра. Скажем, одна из пошловатых, но забавных комедий, которые наводнили эфир в конце 1980-х годов, когда капитулировала телецензура.
Больше добровольных артистов не нашлось, и коммодор попросил миссис Шастер и профессора Джаявардена сесть рядом и вместе составить программу. Ему не очень-то верилось, что столь разные люди придумают что-нибудь дельное, но кто знает… И вообще, главное, чтобы каждый был чем-нибудь занят, будь то в одиночку или с кем-то вместе.
— Одно дело сделано, — продолжал Ханстен. — Если кого-то осенит блестящая идея, пожалуйста, изложите ее комиссии. А пока — садитесь-ка поудобнее и поближе познакомьтесь друг с другом. Каждый сказал, откуда он и чем занимается, у вас могут быть общие интересы, даже одни и те же друзья. Словом, вы найдете, о чем поговорить. «И времени у вас предостаточно», — мысленно добавил он.
Коммодор Ханстен совещался с Патом в его отсеке, когда к ним подошел доктор Мекензи, физик из Австралии. Он выглядел очень озабоченно, словно произошло что-то из ряда вон выходящее.
— Я должен вам кое-что сказать, коммодор, — взволнованно произнес он. — Если не ошибаюсь, семидневный запас кислорода нас не спасет. Нам грозит куда более серьезная опасность.
— Какая же?
— Тепло. — Австралиец указал рукой на корпус судна. — Кругом пыль, а она идеальный теплоизолятор. На поверхности тепло от наших машин и от нас самих уходит в окружающее пространство, здесь оно заперто. Значит, в кабине будет все жарче и жарче, пока мы не сваримся.
— Что вы говорите, — сказал коммодор, — мне это и в голову не приходило! И сколько же времени, по-вашему, мы сможем продержаться?
— Дайте мне полчаса, я подсчитаю. Во всяком случае, мне кажется, не больше суток.
Коммодор вдруг почувствовал себя совсем беспомощным. Отвратительно засосало под ложечкой, в точности, как когда он вторично изведал свободное падение. (В первый раз ничего не было, тогда Ханстен был подготовлен, а во второй раз его наказала излишняя самоуверенность). Если физик прав, рухнули все надежды. И без того они невелики, но недельный срок позволял хоть немного надеяться… За одни сутки там, наверху, ничего не успеют сделать. Даже если найдут их, все равно не спасут.
— Проверьте температуру воздуха в кабине, — продолжал Мекензи. — Даже по ней можно судить.
Ханстен подошел к панели управления и взглянул на мозаику циферблатов и индикаторов.
— Боюсь, вы правы, — сказал он. — Уже поднялась на два градуса.
— Больше одного градуса в час. Я так и думал.