Жена Кутасова вытерла варежкой свои красивые глаза.
— Так что же вы сразу не сказали?.. Господи! И перед этим ничтожеством, перед этим пустым местом я унижаюсь битый час!..
И она вылетела из буфета так же неожиданно, как в нем появилась.
Комиссар торопливо обтер мыльные щеки полотенцем, надел полушубок, перекрестил его портупеей и тоже выбежал на перрон. Но женщины уже нигде не было видно. Зато прямо против двери стояла молчаливая, ожидающая чего-то толпа.
— Ботинки давай! — выкрикнули из толпы.
— Какие ботинки? — ошалел Амелин.
— Австрицкие! С подковками!.. Которых к тебе вагон едет!
Видно, и рябой, и мужчина-кремень Шамарин, и желтоусый солдат не утерпели, поделились-таки с землячками.
— Товарищи, чего-то я вас не пойму…
Но тут из толпы вывернулся эстонец Уно и не дал комиссару договорить.
— Ребята! Если такое дело, я сам с ним буду потолковать!
Эстонец животом впихнул комиссара обратно в станционный буфет.
— Это я придумал ботинки… Ты боялся, ребята уйдут. Теперь никто не уйдут. Я их поймал, как мухи на липкую бумагу!
Но комиссар нисколько не обрадовался.
— Эх, товарищ Уно!.. Если уж большевики начнут народ обдуривать, тогда вообще… Большевик всегда говорит правду — даже если она самая неудобная.
Уно очень разозлился. Черная трубочка запрыгала у него во рту.
— Так! Так! Ты умник, а я глупый… Я за тебя пошел против свои полковые ребята! Караулил ночь, мокрая тряпка менял!.. Разве умный так делает?
Он повернулся к комиссару спиной и вышел из буфета.
Толпа за это время расположилась напротив дверей тяжелой подковой.
— Не хочет вам сказать, — доложил эстонец. — Хитрый, как три лисица!
…Амелин стоял посреди буфета в невеселой задумчивости. Дверь распахнулась, и в помещение прошли человек двадцать солдат — видимо, делегация. Уно тоже был с ними. Разговор начал рябой солдат.
— Гражданин комиссар, — сказал он мирно и рассудительно. — Мы четыре года из окопа не вылазили, сражались с Вильгельмом. И вот теперь заслуженно едем домой. А посмотри, как мы одеты-обуты. Хуже нищих побирушек.
Белорус в драной шинели шагнул вперед и опять, как вчера, показал свой башмак. Башмак щерился на комиссара щучьей пастью, полной гвоздиков-зубов.
— Товарищи дорогие! — взмолился Амелин. — Да нету у меня никаких ботинок. Нет и не будет!.. Даю вам в этом честное слово!
Уно спокойно выколотил трубочку о буфетную стойку:
— Ну? Что я вам сказал?.. Вот какой! Нет где пробу ставить.
Делегация возмущенно зашумела, и комиссар подумал, что этих людей не переубедишь, хоть бейся головой об стенку. А рябой говорил ему — уже с наскоком в голосе: