Шедший мимо комиссар остановился, поглядел и отправился дальше.
На черном от мазута и крови снегу неудобно, как лежат только неживые, лежал убитый немец. Карпушонок, присев на корточки, снимал с него ботинки, резал сыромятные шнурки германским ножевым штыком.
— Ты что делаешь? Прекрати мародерство! — возмутился комиссар. — Ты же гражданки Советской Республики!
Карпушонок выпрямился, прижимая к груди немецкий ботинок.
— Я гражданин… У мене хата небом крыта, ветром шита!.. — Губы у него кривились, дрожали, он с трудом выговаривал слова. — Мои детки як совята — не спят ночью, с голоду кричат!.. Мне у гэтых ботинках не ходить. Я бы их сменял… На поросеночка.
К невыразимому смущению комиссара, Карпушонок вдруг заплакал. Громко всхлипывая, он кинул оземь ботинок.
— На, зарой их в землю с тым германцем!.. Коли гэто правильней, чем моим деткам отдать!
Белорус вытер щеки и нос драным рукавом и пошел от Амелина, спотыкаясь о шпалы. А комиссар сказал — с презрением к себе и жалостью к Карпушонку:
— Черт с тобой… Бери.
Солдат вернулся, не глядя на комиссара, подобрал ботинки и стал связывать их шнурками.
Пристанционный пятачок стал похож на хорошую ярмарку. Торчали к небу оглобли немецких фургонов, топотали и фыркали битюги. Весело шумели, толклись между повозками солдаты — все охмелевшие от удачи, от победы.
Комиссар пробирался через праздничную толпу, грустно размышляя о том, что он все-таки нетвердый и безыдейный человек, раз уступил Карпушонку с такой легкостью.
— Товарищ комиссар! Милый! Ты где ж гуляешь? — теребили со всех сторон Амелина. — Открывай митинг! Душа разговора просит!..
Лицо комиссара разгладилось. Нет, ничем нельзя было испортить сегодняшний замечательный день. Амелин влез на зарядный ящик.
— Товарищи! Ребятки! У меня к вам разговор недолгий… Сегодня вы отогнали немцев, и об этом вашем подвиге я послал телеграмму товарищу Ленину… Но германские войска наступают по всему фронту и республика в большой опасности. Я снова призываю вас — вступайте в ряды Красной Армии! Кто согласен — прошу поднять винтовку!
И сразу над площадью вырос колючий ельник штыков.
— Согласны!.. Записывай!.. Твоя взяла!
— Вот и ладно, — счастливо улыбнулся комиссар и вытащил из-за пазухи свою тетрадку (пригодилась наконец). — Кто хочет сказать несколько слов к моменту?
— А чего говорить! — Вперед протолкался тщедушный солдатик. — Давай, комиссар, пиши меня первого!
— И писать нечего! — пробасил бородач Камышов. — Всем полком вступаем… Берешь весь полк?
— Беру с радостью и удовольствием, — засмеялся комиссар. — Вот я пишу у себя в поминальнике: 38-й гренадерский полк пожелал коллективно вступить в ряды РККА… — Комиссар запнулся. — Какое у нас число?