— Тем не менее…
— Она водила тебя за нос. Подсунула ложный тест.
— Нет! — Он вздрогнул. — Это просто ошибка! Ложная беременность!
— Ну, думай так.
— Ты подпишешь документы?
— Да. Но в обмен я хочу выйти на свободу. Пусть временно, но я не желаю томиться здесь в ожидании суда. Я в курсе, что следствие может затянуться надолго. На месяцы, а то и на годы. В тюрьме я, похоже, еще насижусь. И мне хочется погулять напоследок.
— Ты подпишешь все документы?
— Я же сказала, да!
— И больше не будешь пытаться мне навредить?
— Да живи ты как хочешь… Мне интересно, Иван, а кому ты теперь оставишь свои миллионы? Найдешь новую Анжелу?
— Все женщины одинаковы, — размеренно сказал он. — Я больше никогда не женюсь.
— Неужели составишь завещание в пользу нашей собаки? А как ты меня ругал! Выходит, мысль не такая уж и глупая? А?
Он молчал.
— Перечислишь деньги в благотворительный фонд? Не верю!
— Тебя это не должно волновать, — сказал наконец муж. — Наши пути скоро разойдутся. И мы вряд ли еще увидимся.
— Это точно. Пока я отбываю срок, ты помрешь.
— Я могу сделать так, что ты никогда не выйдешь на свободу.
— Так вот она, твоя месть! Тогда зачем, скажи, ты даешь мне глоток свежего воздуха? Зачем это освобождение под залог?
— Это сделка.
— А… Теперь поняла. Ты же бизнесмен! Торгаш! Простая привычка: надо что-нибудь дать, чтобы взамен получить что-то. Ты все еще меня побаиваешься. Тебе, Иван, нужна моя подпись. Ты лукавишь. И ты пришел торговаться. Я бы и так дала тебе развод. Потому что я хоть и чудовище, но чувствую свою вину.
— Значит, тебе не нужен мой адвокат? — обрадовался он.
— Теперь нужен! Но, скажи на милость, где я буду жить до суда?
Он помялся, потом сказал:
— Ты можешь временно поселиться на Новой Риге.
— Я не ослышалась? Ты опять зовешь меня к себе?
— Мы будем вместе дожидаться официального развода.
— Понятно: тебе надо из кого-то сосать кровь. Ты попробовал мою, и тебе понравилось. А тут я полностью в твоих руках. Кругом виновата. Да еще и под следствием. В общем, лакомый кусочек. Я понимаю, зачем тебе нужно мое освобождение под залог. А потом ты засадишь меня в тюрьму, лет эдак на цать, и будешь ходить гоголем. Весь в белом! Люди будут говорить: ах, какой благородный человек этот Иван Иваныч! Хоть пиши с него икону и на стену вешай! Жена его предала, хотела убить, а он ее простил, заплатил огромные деньги адвокату, да еще и жил с ней до суда в одном доме! Ты не в святые, часом, собрался? Думаешь, этого довольно, чтобы после смерти тебя канонизировали?
Поскольку Иван Иваныч молчал, я поняла, что попала в точку. Он еще мною не насытился. Моим падением. Самое разумное с моей стороны — отказаться. Правильно говорят: перед смертью не надышишься. Но я как представила себе душную полутемную камеру, запах параши и немытых тел, храп своих «подружек» по ночам, изматывающие допросы… В общем, всю эту тюремную музыку, которая погружала душу в беспросветный мрак. Разум подсказывал одно, а инстинкты совсем другое. Тело хотело пожить еще хоть немного в нормальных человеческих условиях. Ощутить пусть и отравленную ядом предстоящего заключения, но свободу. И я сказала «да».